* * *

Это прозвучало словно гром среди ясной ночи. Теперь уже поджал губы Жора. Подумал немного, пожал плечами и направился к порогу обуваться.

* * *

– Мам, а где папа?

– Он ушёл.

– Совсем-совсем?

– Я не знаю.

– Нет, не совсем. Он пошёл дядю Пашу искать. Ему холодно.

– Какого дядю Пашу?

– Мне нельзя говорить. Это наша тайна. Мы для него тёплую одежду купили.

Наступило молчание. Лена не знала, о чём и думать.

– Мам, Дэви и Бена найдут? Они вернутся домой?

– Не знаю, Света, я не видела этот фильм.

– А давай вместе досмотрим? Я без тебя боюсь.

Когда фильм закончился, Света не плакала. Наверное, она просто не хотела при маме показывать слёзы.

– Знаешь, мама, я хотела бы себе такого мужа, как Дэви. Он настоящий.

С двумя объёмными пакетами из «Пуховика» Жора вышел из подъезда и остановился под козырьком в нерешительности. «Где же мне его искать? Теплотрассы в ближайшей округе нет, а если он где-то в подвалах мыкается, то поиски – безнадёжная затея. Нет, подвалы можно исключить. Они все сейчас чьи-то – магазины, склады. Что ещё у нас есть поблизости? Железная дорога. Да, там безлюдно, а погреться и у костра можно». Решение было принято, но сначала Жора отправился к той самой булочной, где произошла эта встреча. «Подойду, а он меня опять окликнет: „Эй, мужик, дай десяточку!“ А если не окликнет, так пойду на пути». Намерения были ясны, задачи и цели поставлены.

Обычно, когда кто-то из семьи уходил из дома по делам или на прогулки, то, выйдя за козырек от подъезда на широкий тротуар, обязательно оборачивался и махал в окно. С этого ритуала начинался любой выход. На этот раз Жора намеренно не обернулся и не помахал в окно. Во-первых он обижен, а во-вторых и первого достаточно!

* * *

В поздний час людей у станции метро (как раз у булочной) было немного. Конечно, никто его не окликнул. Оставалось искать ветра в поле, то есть на железнодорожных путях. Честно говоря, Жора побаивался туда пойти, но и возвращаться пристыженным домой с этими пакетами он не хотел. Дочка не поймёт. «Дэви тоже было страшно. Он и вовсе ребёнок, а всё сделал правильно – до последнего дюйма», – с этими словами, сказанными самому себе в ободрение, и заспешил Жора в темноту.

* * *

Эта неожиданная и нежеланная встреча вывернула душу Павла наизнанку. Купленная бутылка водки покоилась в кармане нераспечатанной. В другом кармане молочные сосиски, подаренные Жорой. Нахлынули воспоминания. Но не о Жорике, а о себе – о том прошлом себе, когда горы готов был свернуть. Золото на юношеских, золото на взрослых городских, золото на союзных соревнованиях, спартакиада – и опять золото. Потом травмы, долгий путь восстановления… и бесславное завершение спортивной карьеры. Но и тогда он не сломался. Окончил институт, стал преподавателем физкультуры в школе, вёл легкоатлетическую спортивную секцию многоборья и факультативы. Женился. «Марина и сейчас красавица. Стыдно дома теперь появляться. Только её позорить перед всем домом», – горестно ему было всё это вспоминать.

Как? Почему он стремительно покатился по наклонной? «Только ли я один? Нас таких десятки миллионов по всей стране, которые „просто не вписались в рынок“. Вот и я не вписался в поворот», – мысли о себе не отпускали.

Вспомнил, каким вниманием был окружён со стороны молоденьких – да и не только молоденьких – учителей в школе. За ним пытались ухаживать – вернее сказать обхаживать, – а ему нравилось. Опять он первый парень. Да только кроме Марины ему никакая другая была не нужна. Завершился романтический период его дружбы со школой и начался другой, когда вдруг стали витать слухи о его похождениях, подвигах. Вызовы к директору на откровенные разговоры (совсем как в школьные годы), объяснительные на тему того, что он не верблюд, и в результате заявление по собственному. Вот тогда его депрессия и накрыла по полной, а друга лучшего, чем бутылка, не нашлось.