– Разумеется, – кивнул Дан, сделав изящный приглашающий жест рукой.

– А… а что я буду за это должна? – тянула я время, потому что каждое слово прекрасного господина лишь подтверждало мою болезненную догадку.

– Позволь поинтересоваться, дитя, помнишь ли ты, кто я? – спросил в ответ Дан.

– Добрый господин, разрешивший называть себя Даном, – выпалила я, кем он был конкретно для меня.

Моргнув, он рассмеялся, и мне показалось, что от этого звука что-то поменялось в самой комнате. Как будто в ней стало больше света и легче дышать, а, может, я просто начинала понимать, что это не сон, и пробуждение мне не грозит.

– Тогда, если я добрый господин, разве я могу потребовать плату за еду у голодного дитя?

– Ой, – я закусила губу, медленно слезая с кровати на толстый черный ковер. – Извините, я не хотела вас оскорбить, – пробормотала я, свесив голову под очередное урчание в животе. – Но… так не бывает. Я могу…

Я лепетала ему что-то о том, что могу носить письма и убираться, потому что в моем мире так все и делалось. Женщины на рынке иногда давали еду с прилавков, хлеб или фрукты в обмен на услуги, вроде сбегать и посмотреть, много ли покупателей у других торговок на противоположных рядах, или отнести что-нибудь кому-нибудь. Однажды меня накормили горячей кашей за то, что я подмела пол. Услуга за услугу. Или услуга за монеты.

– Хату. – Я вздрогнула, когда его карие глаза оказались прямо передо мной. – Милое дитя, – он нежно погладил меня по щеке костяшками пальцев, не задевая кожи кольцами. – Отныне ты под моей опекой, не трать мгновения своей новой жизни на воспоминания о прошлой. У тебя будет все, что необходимо, тогда, когда требуется, по праву, данному любым из моих имен и властью, что они в себе несут. В этих местах, – он чуть усмехнулся, – она безгранична. А теперь ешь, я не люблю повторять дважды.

Посмотрев, как я забралась в кресло, Дан вернулся в собственное, и все тарелки на столе разом придвинулись ближе. Мясо и овощи. Фрукты и сыр. Хлеб и сок. Такого богатого стола я не видела, пожалуй, никогда.

– Все, что хочешь, – правильно расшифровал мой неуверенный взгляд Каратель.

Он помог мне нарезать мясо и посоветовал жевать медленнее. Завороженная его плавными движениями и бликами пламени на серебре ножа с закругленным концом, я так и сделала, но все равно казалось, что веду себя как-то неправильно. Каждый раз, когда я воровато поглядывала на него исподлобья, опасаясь увидеть отвращение или что-то столь же ранящее, оказывалось, что Дьявол смотрит лишь на огонь в камине, словно тот что-то ему рассказывал. Иногда даже чудилось, что прекрасный господин кивал ему, будто с чем-то соглашаясь.

– Итак, Хату, – он заговорил со мной ровно в тот момент, когда я подумала, что больше еды в меня уже не влезет. – Изначально я планировал забрать тебя к себе не раньше, чем тебе исполнится шесть лет, но некоторые обстоятельства, – Дан сузил глаза, и огонь в камине стал ярче, – принесли с собой перемены. Твои комнаты все еще готовят, поэтому остаток этой ночи ты поспишь здесь, в моих покоях, – его рука едва заметно качнулась в сторону кровати, с которой я лишь недавно поднялась.

– М-мои комнаты?

– Разумеется, – утвердил Дьявол, давая понять, что мне не послышалось. – Я распорядился, чтобы твои окна выходили на сад и одно из озер, приятный вид способствует глубоким размышлениям и дарит спокойствие, которого тебе пока не хватает, – конечно, он не мог не заметить мои ерзанья.

Я раскрыла рот и тут же закрыла, понимая, что повторять за ним почти каждое слово глупо, пусть и очень хочется. В первые дни нашего знакомства это было едва ли не навязчивой идеей. Стоило лишь Дану что-то утвердить, как мне хотелось услышать это еще раз, неважно, к какому факту, вещи или событию относилась его уверенность.