– Прилетели, – сообщила Урсула и разблокировала двери коптера. – Надо забрать кое-какие вещи, а потом отправимся в док.

В подъезде было сумрачно, пахло плесенью и кошачьей мочой. На лестничной площадке сидел, привалившись боком к стене, косматый тип в обносках. Он казался мёртвым. Урсула участливо протянула руку к бродяге, но тот вздрогнул, глянул на девушку воспалёнными глазами со сжавшимися в точку зрачками. Баронесса мгновенно отдёрнула руку от наркомана.

На третьем этаже Урсула отперла стальную дверь. Автоматически вспыхнули плафоны, осветив маленькую, но хорошо обставленную студию. Массивный шкаф красного дерева, стол с наборной столешницей, зеркало в резной раме плохо сочетались с маленькой квартирой в медленно разрушающемся доме. Мебель явно привезли из другого, более просторного и богатого жилья.

В квартире дрянное настроение Урсулы улетучилось без следа. Черты лица девушки стали мягче, движения – плавнее, и баронесса уже ничем, кроме роста не напоминала парковый монумент. Урсула встала перед зеркалом, вынула шпильку из пучка на затылке и тряхнула головой. Волосы светлой волной рассыпались у неё по плечам, и баронесса в мгновение ока превратилась из строгой дамы в рослую светловолосую девчонку с лисьим разрезом глаз.

– Ох! Не люблю официальные причёски. Я не слишком сильно приложила тебя в министерстве? Извини, не сдержалась. У меня был трудный день.

– Ничего, я крепкий, – ответил Артём.

Урсула стащила ботинки, рухнула на диван и закинула ноги на подлокотник. Штанина задралась, обнажив цветную татуировку повыше правой лодыжки: белую лилию на фоне щита и меча.

– Дом, милый дом! – воскликнула баронесса. – Как хорошо мне было в нём!

«Бум-бум-бум» – стены задрожали словно в ответ на слова хозяйки, и комната наполнилась почти осязаемыми раскатами дабл-рока. Музыка орала где-то этажом выше. На лице Урсулы появилось страдальческое выражение.

– Это Петюнчик, – простонала она. – Напился и включил свою чёртову шарманку.

Артём прошёлся по комнате, выглянул в окно. Когда-то из него открывался прекрасный вид на парк. Но во время войны перед домом поставили многоуровневый склад интендантского ведомства и теперь жильцы могли видеть из окон только серую бетонную стену.

– Надо поджечь дверь Петюнчику, – предложил либериец.

– Для чего?

– Для справедливости. Он включает нам музыку, мы поджигаем ему дверь. Всё честно.

Из-за стены раздался удар и сразу по ушам резанул женский вопль.

– Кажется, в соседней квартире кого-то убивают? – спросил Артём.

– Не кажется. Это управдом требует от своей жены деньги на водку, а та не даёт. Но ты не беспокойся, жена управдома выносливая, её надолго хватит.

Судя по звукам из-за стены, там кого-то душили.

– Вызовем полицию? – неуверенно предложил механик.

– Полиция не приедет. В прошлом году кто-то обстрелял их коптер с чердака, с тех пор они к нам ни ногой.

– Может, нам самим вмешаться?

– И думать забудь! – отмахнулась Урсула. – Когда я в первый раз услышала, как убивают соседку, бросилась на выручку. Благо у нашего управдома двери всегда нараспашку. Стукнула мерзавчика лбом об шкаф, совсем легонько. Так эта крыса, его благоверная жена, которую ты собрался спасать, вцепилась мне в волосы. Нет-нет, теперь я к ним ни ногой. А чего ты стоишь? Сядь, не маячь.

Девушка открыла холодильник.

– Ты есть хочешь?

Маска безразличия слетела с Артёма. После полугодовой каторги он буквально умирал от голода. Механик потянулся к холодильнику, ноздри его затрепетали.

«Построже»! – напомнила себе Урсула.

– Я знаю, как вас кормят в лагере, – сказала она. – Поэтому дам только лечебное питание: чашку бульона и корочку хлеба. Нам ещё в док лететь. Не хочу, чтобы в пути с тобой случилась катастрофа.