Захира впивается взглядом в полицейского. Помолчав, она кивает.

– Коль скоро вы уважаете деньги и власть, инспектор Нанди, мне тем более представляется очевидным, что я поступила правильно, позвонив мистеру Дрейку.

– Может, и так, мадам. Но страна не стоит на месте. Англичане нам больше не нужны. Нам, индуистам и мусульманам, надо быстрей учиться жить бок о бок, чтобы строить будущее без иноземцев. Я так понимаю, если страна расколется, вы с мужем собираетесь уехать из Индии?

Вопрос неожиданный, и он на секунду озадачивает Захиру.

– Вам-то какое дело? – парирует она.

– Никакого, миссис Чоудхори. Это и трагично, и комично одновременно.

В гневе она возвращается в спальню. Нанди собирается допросить Моталеба, а затем всю остальную прислугу, после чего поехать в район, где похитили Рахима, оставив констебля охранять ее.

Захира размышляет, не позвонить ли Дрейку снова. На этот раз – чтобы пожаловаться на дерзость Нанди. На его безучастность. Непрошеные комментарии политического характера. Она никогда не испытывала особой веры в полицию и сейчас всё сильнее убеждалась в том, что не без основания. Она взвешивает в руке мешочек с деньгами и драгоценностями. Какие у нее еще варианты? Какая же досада, что она женщина. Им, женщинам, на протяжении всей истории человечества отводится роль статисток.

Она отправляется на балкон – тронную залу всех домохозяек. Следственные мероприятия, которые Нанди проводит в ее доме, не занимают у него много времен. Вскоре она видит с балкона, как он, тяжело ступая, возвращается к полицейскому джипу с одним из констеблей. Почувствовав ее взгляд, он оглядывается и поднимает голову. Накинув на голову шаль, Захира делает шаг назад.

– Помните, о чем вы с вами говорили, мадам, – небрежным тоном многозначительно говорит Нанди. – У нас всё под контролем. Как только нам станет что-нибудь известно, мы вам позвоним. Я знаю, как это непросто, и всё же советую вам отдохнуть. Подобные дела требуют хладнокровия.

Она меряет шагами комнату, когда раздается стук в дверь. Снова Наргиз. Захира берет себя в руки. Нельзя допустить, чтобы слуги видели ее волнение.

– В чем дело?

– Моталеб, бегум сахиба. Он просит дозволения поговорить с вами.

Шофер ждет ее внизу у лестницы, комкая фуражку так, словно это мокрая тряпка, которую он силится насухо выжать. Захира не доходит до конца лестницы нескольких ступенек, чтобы стоять выше старика. Его глаза покраснели, форма на костлявом теле сидит криво. Он и в лучшие времена выглядел старым, сейчас же он кажется древним.

– Я задам тебе один вопрос, Моталеб. Отвечай честно, в память о тех годах, что ты служил семье верой и правдой. Ты имеешь хоть какое-нибудь отношение к случившемуся?

– Я скорее жизнь отдам, чем дозволю кому-нибудь сделать дурно сахибу, – у Моталеба перехватывает дыхание. – Верьте мне, госпожа.

Она молча стоит с минуту, внимательно глядя на шофера. Он съеживается от ее взгляда.

– Жди здесь, – говорит она.

Захира идет в ванную комнату и быстро совершает вуду[16]. Обращаясь в молитве к Аллаху, она рассказывает, что собирается делать. Именно поэтому она умывает лицо, ноги, руки и уши, полощет рот.

Затем она направляется в библиотеку – вытянутую комнату, заставленную шкафами с книгами, на полках которых хранится больше пяти тысяч книг на бенгальском, английском, фарси, хинди, урду и арабском. Эту библиотеку семейство Чоудхори собирало на протяжении нескольких поколений. В обычные дни это самая любимая комната Захиры во всем доме. Сейчас в библиотеке очень тепло. Она нагрета солнцем, проникающим в широкие окна, выходящие на юг. В ней стоит аромат старой бумаги, кожи и красного дерева. Захира встает на стул, чтобы дотянуться до самой верхней полки, на которой стоит одна-единственная книга. Это семейная реликвия – Коран в обложке из красной ткани. Ему больше тысячи лет. На первых страницах – имена и даты рождения всех детей, появлявшихся на свет в роду Чоудхори.