Я сама выбрала. Сама. Я повторяю это как молитву: я сама выбрала не попрошайничать роли не подсиживать не ходить по кабинетам не навязываться не унижаться. Я сама это выбрала. Надо представлять себе Сизифа счастливым. Молитва не помогает. Я проваливаюсь все глубже в ад, я уже почти люблю его. В горло вцепилась мертвая хватка садиста-кукловода. Других кукол Карабас выгуливает, приотпускает ненадолго ниточки, дает полетать невысоко от земли, а вокруг моей шеи только все сильнее стягивает узел.
Я уже на коленях перед тобой, опускаюсь все ниже. Хочешь, я вылижу твою святую сцену? Хочешь, я лягу у входа и кости мои, сухожилия мои, кожа моя станут дорогой к тебе, мой храм? Он не хочет. Он крепко держит марионетку, но не водит ею. Я где-то между.
Остался только один серьезный вопрос.
Вот и для Елены, для моей Елены, может, стоял только один этот вопрос и, может, она нашла ответ. Транспортные полицейские установили личность погибшей женщины, – может, это все-таки о ней… Я так ничего толком и не узнала, забросила поиски, а заметка все таращится на меня с экрана ноутбука. Я смотрю на нее, глаза заливает соленая вода. Таммм тамм там. Напиши ей: Екатерина здравствуйте помните меня я Лилия я знаю вы близки к театральной тусовке вы что-нибудь слышали про Елену Раеву она была актрисой в театре вашего города – так глупо, но Катя единственный мостик. Я перебрала всех, у кого могла бы хоть что-то выяснить, только к ней рискнула бы обратиться – знакомая девушка, которая давно дружит с кем-то из актрис. Сама она, конечно, ничего не знает, но может расспросить друзей про Елену. Катя у меня была когда-то любимая актриса Елена Раева я хотела бы выведать что с ней сейчас. А если она спросит зачем? Но больше я никому не могу написать, ни одному прежнему знакомому из того театра – пресловутое «Как дела?», его не избежишь – мне нечего ответить на этот вопрос, я неудачница, да и сил нет на общение. Про Елену мог знать Валера, одногруппник, а потом и актер того театра, недолгий ухажер моей юности, или коллеги, которые до сих пор служат там, – все они что-то знают, но ни к кому из них я обращаться не стану. В руке намертво зажат телефон, в телефоне номер девушки Кати. Страшно. Может, где в карманах одежды завалялась сигаретка.
Есть еще режиссер, который поставил «Месье Амилькара». Или был. Про него, как и про Елену, ничего не знаю, он давно ушел из театра в неизвестность. И с чего вдруг я буду писать ему, совершенно чужому человеку, выспрашивать про события двадцатилетней давности, про людей тех лет? Лезть под кожу, переходить границы? Телефон зажат в ладони, ладонь дрожит от напряжения, слезы текут. Есть только один философский вопрос.
Встаю, как с похмелья, комната ходуном, шарю по карманам – ни заначки, я очень старалась бросить курить. Идти в магазин, одеваться, выходить из квартиры, ехать в лифте, сталкиваться с людьми на улице – сейчас это слишком для меня – потеряюсь, заблужусь, упаду и не встану. Как же хочется курить. Ноги вянут, я сползаю по стенке, в руке телефон.
Катя, привет! Тебя беспокоит Лиля. Помнишь меня? Мы жили в детстве в соседних домах. Извини, что врываюсь так внезапно. Я знаю, ты дружишь с театралами, а мне нужна информация кое о ком, кто играл в __ театре. Я хочу узнать про актрису Елену Раеву. Елена служила там двадцать, а может и десять лет назад, я точно не знаю когда, но сейчас ее там нет. Могу я к тебе обратиться с просьбой узнать, что с ней случилось? Она ушла из театра? Когда? Куда? Что с ней теперь? Взрослые актеры, которые служат там давно, должны что-то знать. Заранее спасибо.