– Как собираетесь остановить германское наступление?

– Слишком слабы для этого.

– Союзники помогут.

– Союзники империи, а её уже нет. Немцы недвусмысленно дали нам понять, что не потерпят помощи южнорусским республикам.

– Но офицеры готовы вам помочь!

– Лучше гуляйте по Москве. – Сулейман цинично улыбнулся. – Граните тротуары.

Бывший генерал Бонч-Бруевич принял Носовича в штабном вагоне:

– С Германией вопрос решён. Ни мира, ни войны. Организуем пассивные завесы для предотвращения дальнейшего продвижения. Помните генерала Снесарева? Рассматриваем его кандидатуру на должность командующего такой завесой. Пойдёте начальником штаба?

– Я за восстановление фронта и активную оборону.

– Тогда могу предложить должность военного руководителя Мурманского полуострова.

– Дайте время подумать.

В тамбуре курил французский офицер.

– Получили высокое назначение?

– Не уверен.

– Приходите к нам в военную миссию. Денежный переулок, 17. Рядом с германской. Иронично, не правда ли?

Носович шёл по Денежному переулку.

– Усадьба Берга, дом 5, немцы. Через пять зданий французы. В Москве – соседи, на фронте – враги.

Принял начальник отдела разведки полковник Корбель, великолепно говоривший по-русски.

– Хочу воевать с Германией до победы, которую у нас с вами украли революционеры. Но в России не к кому присоединиться. Отправьте во Францию.

– Зачем нам ещё один генерал? К тому же не француз! Вы слишком молоды для командира бригады, однако верность союзническому долгу достойна уважения. Посоветуюсь с начальником миссии.

Вернулся с генералом Лавернем.

– Согласен с полковником, нет смысла отправлять Вас во Францию

– Тогда предлагаю такой план действий. Состою в московском отделении Добровольческой армии. Бонч-Бруевич предложил должность военного руководителя Мурманского полуострова. Создам там подпольную организацию, подчиню округ и двинусь на Петроград, а вы скоординируете действия белых армий для взятия Москвы. К концу года покончим с революционной сволочью, восстановим фронт и дойдём, наконец, до Босфора.

– Мы уже работаем по Мурманску. Наш посол месье Нуланс содействует назначению генерала Звягинцева. Но не расстраивайтесь, там мало что произойдёт.

– Тогда помогите попасть в самое пекло.

– Царицын! Устроим начальником штаба Северо-кавказского военного округа.

– Саратовская губерния?! Глухомань, полнейший тыл!

Москва. Май 1918.


– Вставай к стенке! – голос комиссара пронзил меня пулей. Нет, тремя пулями: в голову, в сердце и в живот. Наверно, именно туда попадут эти трое, ещё вчера засевавшие поля где-нибудь под Рязанью, а теперь мобилизованные для борьбы с контрреволюцией. – Одной контрой сейчас станет меньше!

Комиссар выпрямился во весь огромный рост, широко расставил ноги, скрипнув сапогами, заложил руки за спину и, смерив меня презрительным взглядом, подал знак. Стволы винтовок нацелились в голову, в грудь и в живот. Всё правильно… Комиссар прошёлся вдоль шеренги, глядя в пол.

– Унтер-офицер кавалерии! Служил царю, награды получал, германский плен! Теперь решил служить революции?! Думал, поверим?! Не разгадаем твоё империалистическое нутро?!

Мой вид представлял жалкое зрелище: небритый, босой, из одежды только подштанники. Два месяца в казематах не прошли бесследно.

– Товарищ, комиссар…

– Гражданин комиссар!

– Гражданин комиссар, я говорил на допросах. На фронте, в плену проникся революцией. Ваши товарищи открыли мне глаза на империалистическую сущность войны.

Комиссар смерил меня взглядом полным презрения.

– Заряжай! Именем революции и трудового народа…

– Отставить! – в каземат вошёл невысокий человек в пенсне, фуражке со звездой и в такой же, как у комиссара, кожаной куртке, перепоясанной ремнями. Жидковатая бородка, из-под фуражки виднеется густая чёрная шевелюра. – Отставить, товарищи!