Во время утренней прогулки послышался гул моторов аэропланов.

– Немецкие, – определил Носович.

– Ура! Свобода близко! – закричали арестанты.

– Как могло дойти до такого, что русские офицеры считают освободителями немцев?! – ужаснулся про себя генерал. – Революционеры – враги, немцы – освободители! До чего довела страну революция!

– Хто тут хенерал?! – во дворик вошёл небритый красноармеец. – Давай на выход! Мотор ждёт!

На автомобиле повезли на вокзал в штабной поезд командарма Антонова-Овсеенко.

– Получил телеграмму от Бонч-Бруевича. Приказ доставить Вас в Москву. Из Киева прибыли? Обрисуете обстановку?

Носович вдохновился – кажется, командарм настроен воевать. Подошёл к карте.

– Немцы наступают небольшими передовыми отрядами в полублиндированных поездах, расставляют дозоры вдоль железных дорог, затем расходятся веером, занимая территорию. Население измучено грабежами и самоуправством… банд, – решил не говорить “революционных”. – Не оказывает сопротивления, надеясь, что при немцах будет порядок.

– Ваши рекомендации?

– Во-первых, укрепить станции и позиции между ними для фронтального сопротивления наступающему противнику. Во-вторых, выдвинуть блиндированные поезда с тяжёлой артиллерией. В-третьих, из казачьих частей и запасных кавалерийских полков организовать на юге партизанские отряды во главе с опытными офицерами для уничтожения тыловых коммуникаций противника. Но все три пункта лишь полумеры для замедления наступления. Для настоящей борьбы Москва должна создать единый фронт от Балтики до Черного моря. А точнее, восстановить разваленный вами, революционной сволочью! – последнюю фразу произнёс про себя.

– Москва с немцами воевать не будет. Мы объединились в Союз Южнорусских Республик, будем воевать без Москвы. Пойдёте ко мне заместителем?

– Полагаю, после обвинения в шпионаже моё положение на столь ответственном посту будет более чем шатким. Хочу лично встретиться с Бонч-Бруевичем, попробую убедить в необходимости создания единого фронта и получить назначение из Москвы.

– Разумно.

– А пока верните одежду и компенсируйте деньгами изъятые вещи и лошадь с полной седловкой.

– Пять тысяч рублей и особый пропуск до Москвы.

– Достойно.

Носовича привезли в канцелярию тюрьмы.

– Рад за Вас! – обрадовался Гуревич. – Немцы в 75 верстах, но главковерх обещал не пустить в город. Так что милости прошу ко мне с ночёвкой. Отоспитесь перед отъездом, поедите домашнего, поговорим душевно.

Через двое суток, надев старую солдатскую шинель и взяв потёртый чемоданчик, Носович отправился на вокзал. Там случайно встретил старого сослуживца – полковника лейб-гвардейской конной артиллерии Чебышева. Обнялись.

– Как тебя жизнь закрутила, – посочувствовал Чебышев, выслушав рассказ Носовича. – Я сюда командирован по особому поручению главного артиллерийского управления.

– Революционерам служишь?!

– Не торопись осудить. На станции Мерефа занимаюсь артиллерийским имуществом. Слышал про Добровольческую армию? Да, служу революционерам, но по заданию московского отделения. Присоединяйся. В Москве можешь жить у меня. Разделишь комнату с полковником Страдецким, начальник нашего штаба. Кстати, ты узнал голос в Лебедине? Рад, что нет, – Чебышев многозначительно улыбнулся. – Подожди здесь, оформлю тебе место в моём командировочном вагоне.

Носович поселился в квартире полковника Чебышева на Большой Дорогомиловской, 20 и в тот же день отправился на Александровский вокзал в генштаб большевиков. Его встретил сокурсник по академии генштаба генерал-майор Сулейман:

– О тебе уже знают! Интересовался сам Троцкий.