Никто не должен догадаться о том, что в действительности у меня на уме.
Иначе ничего не получится.
Наш Промышленный Город разделяла надвое немаленькая река.
Мы с Отцом часто купались. Начинали с весны, едва сходил лёд, и заканчивали осенью, когда до нового льда оставалось недолго. Говорю же, Отец растил из меня настоящего мужчину. Пока река стояла подо льдом – купание заменялось обливанием.
С такой подготовкой плескаться на городском пляже – не шибко интересно. Отец охотно возил меня в разные дикие места. Однажды мы оказались довольно далеко от Промышленного Города. В нашу реку там впадала речка поменьше. На берегах кустилась блёклая растительность. Давным-давно через речку был перекинут мост, а просто давно – он рухнул. О бетонных опорах напоминали обломанные пеньки; неподалёку бурлили ржавые водовороты.
К тому ещё денёк выдался пасмурный. Такие пейзажи могут вдохновить на запой, суицид или блюз, но не на купание. А лезть в воду пришлось. Вместе с Отцом я поплыл в сторону позеленевших свай, утыканных пиками полусгнившей арматуры. «Береги силы, – распорядился Отец, – и не лезь на рожон. Железяку зацепишь – всё. А мы здесь не за этим».
Интересно, зачем же?
Оказалось – затем, чтобы я научился выбираться из водоворота. «В жизни пригодится», – уверенно сказал Отец и продемонстрировал технику. Естественно, на мне.
Чувствуешь, как закрутило и потащило – вдохни воздуха, сколько сможешь, и не сопротивляйся. Если водоворот там, где не особо глубоко – тебя утянет на дно. Если крутит на глубине – значит, воронка скоро ослабеет, и ты это заметишь. В любом случае, надо дождаться, пока тебя засосёт на метра на два, на три, а потом или толкнуться от дна, или сгруппироваться – и отнырнуть в сторону.
Теперь нюанс. Дёрнешься раньше – не хватит сил на следующую попытку. Пересидишь – не хватит воздуха, чтобы всплыть. Спастись из водоворота можно, если не суетиться. Но если паниковать – считай, шансов нет.
Спасибо Отцу, я запомнил с детства: затягивает – не рыпайся. Соберись и погружайся спокойно. А чтобы выбраться – сделай решительный бросок.
Вовремя.
Я пока до конца не знаю, что сделаю с этими уродами.
Уничтожу – да. Осталось додумать – как.
Зато я уже знаю, на что буду их ловить. На какого живца. Знаю, как буду отделять ягнят от козлищ, злаки от плевел, чистых от нечистых, своих от чужих…
…короче, я изобрёл freak’n’roll. Звучит? Фрик-н-ролл!
Я придумал новое музыкальное направление. Бог с ней, с классикой. Новый путь – для современной музыки нового века. Замах неслабый, верно. А к чему скромничать? Гениальность моей идеи поймут лишь со временем, но место в Зале Музыкальной Славы обеспечено уже сейчас.
Много лет назад Великая Актриса говорила про два извращения: хоккей на траве и балет на льду. Я знаю ещё одно – джаз в нашей Великой Стране. Несуразная хрень, которую называли то музыкой неграмотных и порабощённых, то музыкой толстых и шибко больно умных, а ещё – изысканным пиром духа и гнилым вражеским влиянием, а ещё… и ещё… и ещё…
Наша Великая Страна, как известно, родина не только слонов, но и джаза. Родина извращения, которое оказалось вообще не пойми, чем. Теоретики за сто лет настрочили километры умняка, изгадили тонны бумаги, забрызгали друг друга декалитрами слюны, но так и не выяснили толком: что есть джаз?
И нефиг! О музыке говорить – всё равно что танцевать об архитектуре.
О музыке надо писать. Нотами. А лучше всего – просто играть.
Вот я могу взять инструмент, сыграть и заявить, что играл джаз. Почему? Да потому! Потому что я решил, что играю джаз, и то, что сыграл, считаю джазом. Кой мне хрен разница, что вякнул по этому поводу критик? Хочет возразить – пусть сыграет в ответ. Молча.