На въезде в село блокпост: по краям дороги обгоревшие легковушки, по центру шлагбаум, переставленный сюда с местного кладбища, и на нем болтается знак «СТОП». Тут же собранная из досок, металла и шифера сторожка, рядом мокрые кресла, вынесенные, по-видимому, из клуба. Человек семь солдат, подсвеченные несколькими фонарями.

Бороды (даже редкие, скопческие) не позволяли определить возраст солдат. Экипировка видавшая виды. Ее таскали, видимо, еще с Последней войны: не по размеру бушлаты – засаленные и дырявые, исцарапанные каски, не гнущиеся строительные рукавицы. Некоторые были без бушлатов, в обычных черных джинсах и черных свитерах, тоже порядочно растянутых и затертых. Только ботинки у всех были более или менее.

Один из солдат, как раз в свитере, джинсах и без каски, подошел к «Ниве». Борода у него была роскошная: густая, от самых глаз и казалась искусственной. Быстро глянув в глаза сначала Ивану, потом Коробову, он вопросительно кивнул.

Коробов волновался, но волнение пытался скрыть и поэтому почти не смотрел на подошедшего, а как бы деловито оценивал обстановку. Он старался не выдавать своего волнения.

Коробов убрал руки с руля и сунул их в карман, подыскивая, вероятно, расслабленную позу.

Иван рассматривал военных. Он видел, как спокойны эти парни, обступающие «Ниву». Им даже скучновато – рутина. Вот разрядят сейчас автоматы в лобовое и только после сообразят, что теперь придется чистить оружие. А после столкнут «Ниву» в овраг и закурят, равнодушные, как ночь к фонарику.

– Мы к начальству, – ответил наконец Коробов.

– Прямо так к начальству? Нам нужно это согласовать. Указаний по твоей машине не было.

– Ну, в смысле, мы к Святославу.

– А, – улыбнулся солдат. – К этому начальству. Что ж ты мне, батя, мозг ебешь загадками своими деревенскими? Ясно говори: к Святику. Сливу привез, чи шо?

– Гуманитарная помощь, – улыбнулся Коробов.

– А это сын твой?

– Зять.

– Зять?! А почему не в окопе?

Коробов взглянул на Ивана.

– Почки больные, – не сразу ответил Иван.

– Тут у всех они больные, – сказал солдат. – Кто кровью не ссыт – того в командиры, кто не срет – в штаб дивизии. – Послышался одобрительный смех. – Ну давай, зять, показывай, что везете.

Иван вышел из машины и пошел к багажнику.

– Какие у тебя лохмы, нахуй! – протянул рыжий невысокий солдат с узкой, как у птицы, челюстью. – Вы видели, пацаны?! Ты что их, хеден шолдерсом намываешь? Волнами, блядь! Еб же ж твою мать! – Он шел поодаль и, нарочито выпучив глаза, поддевал дулом М-16 убранные за уши волосы Ивана.

Иван только сильнее горбился с каждым шагом. Быстро он открыл багажник, стянул старое покрывало и пошевелил пластмассовые ящики, в которых лежали баклажки с синими крышками.

– Да он еще и забитый весь, пацаны, – не унимался солдат. – Как музей. Блядь, может, у себя оставим и выставку посмотрим?

Иван глянул на солдата. Про таких в поселке говорят: «можно соплей перешибить», но что сделаешь с соплей, у которой М-16?

Между тем солдат в черном продолжал вести неспешный разговор с Коробовым:

– А дочь твоя, батя, где?

– Эвакуировалась.

– В Питер, наверное? Как фамилия? Где остановилась?

– Нет-нет, – Коробов замахал руками. – Не в Питере. К тетке отправил в Асбест.

В Свердловске не было гражданской. Формально Урал был занят правительством, но в реальности все решалось на сходах, организованных наиболее инициативными парнями и, во что никто не верил, девушками.

– Пропускай, – едва повысив голос, сказал солдат в черном и спросил у Коробова: – Знаешь, куда ехать? Впереди три дороги: направо поедешь – вам пиздец. Там Макар ночное судилище устроил. Налево – начальство, реальное. Не Святик твой, понял? Ну а прямо – детский сад. Там у пацанов спросишь. Все, пиздошьте потихоньку. Храни вас бог и обеспечивай лох.