По мнению У. Лафейва, «мотив» – понятие двухаспектное. Уголовно-правовое значение может иметь мотив, трактуемый широко, когда речь идет о преступлениях, совершаемых со специальным намерением, или об обстоятельствах, исключающих уголовную ответственность («защитах»), таких как необходимая оборона или крайняя необходимость. Однако в связи с последними Лафейв пишет, что мотив не имеет значения, если «доказано, что обвиняемому были известны факты, которые дают основание для защиты».[405]

Столь же противоречивой является и судебная практика. Если иметь в виду «хорошие» мотивы, то в одних случаях суды признают их уголовно-правовое значение, в других – нет.

Но многие ученые признают процессуальное значение мотива, особенно на стадии назначения наказания. Нередко суды назначают минимальное наказание, если установлено, что обвиняемый действовал из хороших побуждений, и наоборот, – максимальное или увеличенное, если мотив его поведения был плохим. Так, например, Верховный суд США, рассмотрев в 1993 г. дело Митчелла, постановил: статут штата Висконсин (ст. 939.645 УК[406]), в соответствии с которым обвиняемый за причинение им потерпевшему тяжких побоев по мотиву расовой неприязни вместо двух лет тюремного заключения был приговорен к семи годам, не нарушает I поправку к Конституции.[407]

Наконец, следует подчеркнуть, что вопрос о мотиве в уголовно-правовой доктрине и судебной практике затрагивается или рассматривается только применительно к преступлениям, совершенным намеренно, т. е. умышленно.

Некоторые американские ученые считают одним из элементов преступления так называемое «совпадение» (concurrence) actus reus и mens rea.[408] Другие полагают, что это дополнительное условие уголовной ответственности (Дресслер). Третьи, не считая «совпадение» самостоятельным элементом, рассматривают его либо в связи с анализом деяния (Лавейф), либо в связи с анализом виновности (Робинсон).

О том, что принципу «совпадения» (так оно часто именуется в доктрине) в американском уголовном праве уделяется большое внимание, говорит хотя бы тот факт, что он получил закрепление в законодательстве ряда штатов. Так, например, в УК Калифорнии (ст. 20) сказано: «В любом преступлении… должны быть единство и взаимодействие действия и намерения или преступной небрежности».[409]

В доктрине различаются несколько аспектов этого принципа. Важнейший из них – временной. Он означает, что лицо должно иметь требуемое mens rea во время совершения деяния. Если такое совпадение отсутствует, то, по общему правилу, оно не может быть осуждено за соответствующее преступление. Так, лицо не может быть признано виновным в берглэри, если оно, открыв дверь, проникает в дом другого без какого-либо плохого намерения (например, чтобы переночевать), а затем решает там что-то украсть. Не является кражей (хищением), если лицо завладевает имуществом другого без намерения присвоить его, а затем, поддавшись соблазну, берет его себе.

Однако принцип «совпадения» считается реализованным и тогда, когда результат наступает позже, может быть, значительно позже, если во время совершения деяния имелось соответствующее mens rea, например когда смерть человека наступила спустя несколько месяцев после причиненного ему вреда.

Второй аспект указанного принципа состоит в том, что должно быть совпадение между mens rea и результатом. При этом не обязательно, чтобы причиненный результат точно корреспондировал соответствующему психическому состоянию (mens rea). Но если то, что произошло, выходит далеко за рамки намерения, нельзя говорить о «совпадении» и, следовательно, нет уголовной ответственности. Так трактуют этот вопрос в общем плане некоторые американские авторы, в частности Эмануэль.