После захода солнца мы наблюдали всполохи в горах, движущиеся сверху вниз. Они освещали спорные территории, тянувшиеся к югу. Это зарево служило мрачным контрастом бледному и мягкому свету луны. В ее нежном сиянии многие солдаты в ту ночь сложили головы в бою.

Тяжелее всего было пережить первую ночь войны. Бомбежка продолжалась. Снаряды разрывались совсем недалеко от нашего подвала. Поползли слухи, что иорданские военные заняли правительственное здание, расположенное к востоку от нас, где размещалась штаб-квартира ООН. Это была стратегически важная высота, с которой был виден Иерусалим. Она находилась менее чем в километре. Мы знали, что Израиль ведет войну с Египтом на юге, с Сирией на севере и с Иорданией на востоке и что целый ряд других крупных арабских государств поставляет врагам боевую силу и вооружение. Это значило, что израильская армия воюет на нескольких фронтах сразу и имеет дело с противником, существенно превышающим ее по численности.

Люди вокруг меня засуетились, и я понял: что-то случилось. Их охватил страх, что иорданский авангард вскоре продолжит наступление и нас всех возьмут в плен. Израильтяне с ужасом представляли себе, как всем мужчинам перережут горло, а женщин изнасилуют и убьют. Это сделают если не военные, то вооруженные арабы из местных поселений, которые придут вслед за армейскими частями. Такую угрозу окружающие считали вполне реальной. Они знали, что арабы в окрестных городках давно точили ножи на израильтян. Меня спросили:

– Хочешь присоединиться к нам?

– Присоединиться к чему? – не понял я.

Тогда они объяснили: если арабы возьмут этот район под свой контроль, мы совершим коллективное самоубийство, чтобы не попасть в плен! Их намерения были серьезными – у них были пистолеты.

– Нет, я в этом не участвую, – сказал я.

В ту ночь и в несколько последующих мы слышали, как над нами пролетали самолеты, а вдали разрывались бомбы. Мы не знали, чьи это воздушные силы и что именно они бомбят. Арабское радио сообщало, что израильтяне терпят одно поражение за другим. Самым страшным во всем этом была неизвестность. Новости были отрывочными и неясными. Никто не знал, как развивается военный конфликт. Все стороны стремились скрыть информацию о перемещении своих войск и о военных операциях.

После того как бой поблизости немного утих, я обследовал окрестности и был поражен, насколько близко от нас происходили смертельно опасные взрывы. Их осколки резали металл, как нож масло. Гусеницы танков оставили глубокие следы на дороге. Так я слонялся вокруг, пока не услышал поблизости странный звук – шуп-шуп-шуп. Я пошел в том направлении и тут с ужасом осознал, что это свист пуль. Я оказался на линии огня! Я бросился обратно в свое подземное укрытие и больше его не покидал, пока нас всех не уверили, что опасность позади.

Эта война оказалась предельно короткой – всего шесть дней. Постепенно жизнь снова вошла в нормальное русло, но все понимали, что отныне карта Израиля выглядит совсем по-другому. Самое главное ее завоевание состояло в том, что теперь Старый город Иерусалима, который раньше я мог наблюдать лишь издали, перешел под контроль израильтян.

Народ Израиля горевал о гибели солдат на войне и в то же время радовался победе и новым возможностям. Я первым делом посетил Старый город, а затем связался с руководителями баптистских организаций и стал одним из двух первых слушателей в новом, только что учрежденном Иерусалимском библейском институте.

Вскоре после этого я переехал в так называемый Еврейский сектор внутри Старого города, окруженного древней стеной. Я снял комнату у семьи арабов-христиан. Ощущения были непередаваемыми – я жил в том самом районе, где родился мой отец. И кто знает, может, это был даже тот самый дом? С его крыши была видна Храмовая гора, Храм Гроба Господня, Масличная гора да и вообще весь Иерусалим. Мои родственники полагали, что я совсем спятил, решив поселиться на только что захваченной территории. «Тебе перережут глотку», – предупредили они. Похоже, это было и остается главной угрозой на Ближнем Востоке. Очень немногие фанатичные иудеи-ортодоксы решились переехать в Старый город и восстанавливать синагоги, которые не использовались по назначению с 1948 года. Но я был молод, наивен и легкомыслен. Поэтому понадеялся на то, что Господь меня охранит.