. Не случайно к проявлениям гражданской правосубъектности П. П. Виткявичусом была отнесена даже конфискация имущества по приговору суда. В связи с этим он писал: «…действия суда при определении таких мер наказания, как штраф и конфискация, являются не только актами отправления правосудия, но также и действиями, в силу которых реализуется правосубъектность государства, направленная на возникновение права государственной социалистической собственности или прав имущественно-обязательственного характера»[87].

Иначе решал вопрос о характере гражданской правоспособности государства С. Н. Братусь. По его мнению, вступая в гражданские правоотношения, государство добровольно ограничивает свой иммунитет. Для существования так называемой властной гражданской правоспособности нет никаких оснований[88]. Обоснованным является и следующее еще более категоричное высказывание А. А. Пушкина: «Утверждение о том, что государство в гражданских правоотношениях выступает как носитель не только субъективных гражданских прав, но и властных полномочий, по существу вообще снимает вопрос о природе этих отношений как гражданско-правовых, поскольку отношения, основанные на власти и подчинении, это не гражданско-правовые отношения»[89]. Выбор формы проявления своей правосубъектности для конкретных правоотношений происходит не по усмотрению самого государства, а зависит от существа правоотношений, в которые вступает государство[90]. По мнению А. А. Пушкина, объяснить участие государства в гражданских правоотношениях возможно лишь используя понятие гражданской правоспособности. Правоспособность эта не может быть властной, поскольку самим гражданским правоотношениям чуждо властное начало[91].

Гражданская дееспособность публично-властных организаций

Проблема дееспособности государства, как и любой другой организации, – это проблема волеобразования и волеизъявления данного субъекта. Оба названных процесса немыслимы без деятельности государственных органов. Д. И. Мейер в связи с этим писал: «…нередко высказывается мнение, что различные присутственные места суть также юридические лица… Однако такое воззрение нельзя считать справедливым: все присутственные места… действуют именем (курсив мой. – Д. П.) государства, служат его органами, и потому нельзя признать их самостоятельными юридическими лицами, а личность их сводится к личности обширного союза – государства»[92]. Слово «именем» выделено не случайно. Рассматривая отношения представительства, Д. И. Мейер давал следующее определение: «Под представительством разумеется тот случай, когда одно лицо совершает юридическое действие вместо и от имени (курсив мой. – Д. П.) другого, причем юридические последствия действия распространяются на правовую сферу последнего»[93]. Различие выделенных слов фиксирует сущностное различие деятельности государства и отношений представительства[94]. Это различие имеет в своей основе дееспособность государства. Государство действует преимущественно самостоятельно через свои органы, которые собственную правосубъектность в таких правоотношениях не проявляют и, следовательно, не могут быть представителями государства в полном смысле этого слова. Возникающая иногда потребность в представителях удовлетворяется государством опять же самостоятельно путем совершения необходимых для этого сделок (заключение договора, выдача доверенности).

В дореволюционной российской цивилистике не было единства мнений относительно дееспособности государства, как не было единства относительно дееспособности юридических лиц в целом. Например, Е. В. Васьковский считал, «что приписывая юридическим лицам правоспособность, фикция не дает им дееспособность»