Вот и теперь лишь бросил резковатое: «Как поживаете, Шеппард?», а потом застыл перед камином, уставившись поверх наших голов на что-то крайне любопытное, происходящее в Тимбукту.

– Майор Блант! – окликнула его Флора. – Не расскажете, для чего эти африканские штучки? Уверена, вы все о них знаете.

Гектор Блант прослыл чуть ли не женоненавистником, однако я усомнился в этом, глядя, как стремительно он рванул на зов Флоры. Они вдвоем склонились над витриной с диковинками.

Я не на шутку испугался, что миссис Экройд возобновит разговор о приданом, и начал поспешно пересказывать содержание статьи в «Дейли мейл», которую прочитал этим утром. В статье шла речь о новом сорте душистого горошка. Миссис Экройд ничего не смыслит в цветоводстве, зато она тоже почитывает «Дейли мейл» и нипочем не признается, что не в курсе злободневных тем, затронутых на ее страницах. Словом, мы смогли вести эту увлекательную беседу, пока к нам наконец не присоединились Экройд и его секретарь. Сразу после этого Паркер объявил, что ужин подан.

Меня усадили между миссис Экройд и Флорой. Блант был соседом миссис Экройд по левую руку, а рядом сидел Джеффри Реймонд.

За столом было невесело. Экройд был сам не свой. Он выглядел очень несчастным и почти ничего не ел. Разговор кое-как поддерживали миссис Экройд, Реймонд и я. Флора, казалось, заразилась депрессией от дядюшки, а Блантом овладел обычный приступ молчаливости.

Сразу после ужина Экройд взял меня под руку и увлек в свой кабинет.

– Кофе подадут сюда, и больше нас уже никто не побеспокоит. Я велел Реймонду проследить, чтобы к нам никто не входил.

Я ничего на это не сказал, но не переставал пристально за ним наблюдать. Экройд явно пребывал во власти сильнейших эмоций. Он расхаживал туда-сюда по комнате, и лишь когда вошел Паркер с кофейным подносом, наконец опустился в кресло перед камином.

Кабинет Экройда был уютной холостяцкой берлогой. Вдоль одной из стен тянулись книжные стеллажи. Кресла были большими, обтянутыми темно-синей кожей. Обширный письменный стол у окна занимали стопки документов, тщательно рассортированных и разложенных по папкам. На круглом столике лежали журналы и спортивные газеты.

– В последнее время у меня возобновились колики после еды, – как бы между прочим заметил Экройд, наливая себе кофе. – Вы должны дать мне еще немного этих ваших пилюль.

Я удивился, что он так явно пытается создать впечатление, что наша встреча вызвана медицинскими проблемами, но решил подыграть.

– Так я и думал. Поэтому прихватил кое-какие снадобья.

– Что бы я без вас делал! Давайте их сюда.

– Они в моем саквояже, а он остался в холле. Пойду принесу.

Экройд задержал меня жестом.

– Не трудитесь. Паркер сходит. Принесете саквояж доктора, Паркер?

– Слушаюсь, сэр.

Паркер вышел. Я уже собирался заговорить, но Экройд упредил меня.

– Не сейчас. Подождите минутку. Вы же видите, я так взвинчен, что с трудом держу себя в руках.

Да, это я видел отчетливо. И от этого мне было очень не по себе. Мною вновь овладели дурные предчувствия самого разного сорта.

– Вы не могли бы проверить, плотно ли закрыто окно? – вдруг попросил Экройд.

Я удивился, но исполнил его просьбу. Окно в кабинете было обычным, с верхней и нижней рамой. Тяжелые портьеры из синего бархата задернуты, но верхняя рама открыта.

Паркер вернулся в кабинет с моим саквояжем, а я все еще стоял у окна.

– Все в порядке, – сказал я.

– Вы проверили шпингалет?

– Да, да. Что с вами, Экройд? – Я едва смог дождаться, пока Паркер закроет за собой дверь.

Экройд помедлил минуту, прежде чем ответить.

– Моя жизнь превратилась в кошмар, – сказал он. – Нет-нет, уберите ваши чертовы пилюли, я упомянул о них только из-за Паркера. Слуги такие проныры. Идите сюда и садитесь. Дверь тоже плотно закрыта, взгляните?