– В отделение? – переспросил Кульков. – А-а, в отделение. А че собираться-то? Че с собой брать?
У меня, что называется, отлегло от сердца. Драки с подозреваемым не будет. Зато я принялся старательно собирать дядьку. Под моим чутким руководством он влез в штаны, надел рубашку и куртку. Все делалось с огромным трудом, словно мужик был на тормозе. Так с похмелья все-таки, тяжело. Но он справился. С моей помощью отыскал себе смену чистого белья (удивительно, но в таком хлеву оно имелось!) и даже прихватил с собой мыльно-рыльные принадлежности. Да что там, я даже отыскал его военный билет.
По идее, я должен был сейчас сообщить дежурному, вызвать сюда опергруппу и прочее. Но куда я подозреваемого дену? Нет уж, отвезу его в отделение, а все остальное потом. И труп на балконе полежит еще какое-то время, не сбежит. Дверь в квартиру я запер, а ключ положил в карман. Вот, теперь можно отправляться в отделение. С третьего этажа мне пришлось вести гражданина едва ли не под руки.
Увидев, как я конвоирую здоровенного мужика, Федя Краснюк едва не вывалился из окошка.
– Это чего такое? – пролепетал он.
– А это потенциальный убивец, – отмахнулся я, усаживая дядьку на стул. – Сейчас мы с ним явку с повинной будем писать, а ты пока группу собирай и все прочее.
– Ага, соберу, – кивнул Федя. Потом, пристально присмотревшись к задержанному, покачал головой: – Только не помер бы он у меня тут.
– А что такое? – не враз понял я.
– Так мужик-то с похмелья загибается, неужели не видишь? – усмехнулся Краснюк.
А ведь и точно. Кульков и в самом деле страдал от похмелья. Как говорят медики, абстинентный синдром. Я ведь и сам это заметил, но как-то упустил из вида, что подобный случай, то есть смерть от похмелья, вполне возможен. Получается, все-таки нюх-то я потерял. А задержанный-то, вишь, весь бледный, а губы синие. Наверное, надо скорую вызвать. И впрямь, помрет он тут, а нас потом прокуратура затаскает: дескать, почему подозреваемые мрут от похмелья в дежурной части? А если у него какой-нибудь синяк еще на теле окажется, так и вовсе праздник для прокуратуры. Лучше и не думать о таком.
Федя метнулся куда-то вглубь дежурки, забулькал чем-то и явился к нам с кружкой.
– На-ко, тут пятьдесят грамм, – заботливо сказал дежурный, поднося кружку к губам задержанного. Кивнул мне: – Чего уставился? Помоги человеку.
Кульков вцепился в кружку, словно младенец в соску. Но руки у него так дрожали, что даже с моей помощью он с огромным трудом влил в себя живительную влагу. Выпил, захлопал глазами и буквально на глазах принялся оживать. Вон уже и губы стали краснеть, и на щеках румянец проступил.
Пока я занимался «реанимацией» задержанного, Краснюк уже звонил в морг и прокуратуру.
– А еще нальешь? – с надеждой посмотрел на меня задержанный.
Краснюк, отвлекаясь от разговора с прокурорским следователем, закричал:
– Больше нельзя! Пятьдесят грамм – норма. Теперь точно не помрешь.
Водки я ему больше не дал, да ее у меня и не было, зато притащил полную кружку воды. Испив живительной водопроводной влаги, Кульков еще больше подобрел и начал рассказывать, да так, что я только успевал записывать.
С его слов получалось, что, может, вчера, а может, и три дня назад (с датами у него, не говоря уже о днях недели, все сложно) к нему в гости пришла старая подруга. Разумеется, с бутылкой. А он уже и так пил вторую неделю. В отпуске человек, вот и отдыхал.
На каком-то этапе их культурного отдыха захотелось любви. Немного полюбили друг друга, еще выпили. А потом знакомой опять захотелось любви, но уже в другой позе и, скажем так, в другое отверстие. Но вот второй раз, да еще таким странным способом, у него уже не получилось. Может, и водка свою роль сыграла, а может, усталость. И знакомая, в некоторой досаде, сообщила, что есть у нее друг – горячий парень с Кавказа, у которого это получается отлично, и он по сравнению с тем джигитом – щенок.