– Ответь мне, пожалуйста, почему вы, женщины, так боитесь мышей?

Наверное, этот номер с мышью был у Юста коронным.

– Я не боюсь, – гордо возразила Сэнни. – А если не веришь – я ее сейчас возьму и засуну тебе в штаны!

– Нет! Это я сейчас засуну тебе ее за пазуху! – ухмыльнулся Юст, и Сэнни тут же трусливо отступила…

Джионна повертела в руках пойманный пирожок и положила к себе на тарелку.

– Сэнни, давай ты попробуешь избавить нас от общества своих детей хотя бы на пару часов – ради предстоящего серьезного разговора. Иначе мне придется проверить, не сохранилась ли у меня также мышечная память и на пинки с подзатыльниками, которые я отвешивала своему брату.

Угрозам Джионны Сэнни не слишком поверила, но извинилась, встала из-за стола и пошла просить слуг покормить сыновей и потом чем-нибудь занять. Когда она вернулась, Джионна с Илинорой вовсю вели перепалку, не имевшую никакого отношения к подслушанному разговору.

– Что ты, Джи! Только мягкое воздействие!

– А! – протянула Джионна. – Понимаю! Отец говорил, что ты душила его подушкой!

– Какая пошлость! Он выбалтывает тебе все наши маленькие невинные тайны!

– Меня она тоже подушкой душила, Джионна! – сказал Кенлар Бьоргстром.

– А тебя за что?

– Разве твоей матери нужен разумный повод? У нее просто было подходящее для этого настроение.

– Душила, душила, но не додушила – ни одного, ни второго, – с сожалением заметила Илинора, барабаня пальцами по столу.

Потом она обхватила Кенлара Бьоргстрома руками за шею и поцеловала в щеку. Снова не стесняясь.

Впрочем, с Хеймиром Илинора тоже никогда не стеснялась целоваться – и не в какую-то там щеку, а взасос, и при всех. И это в их-то возрасте! Инициатором обычно был Хеймир, считавший нормальным выставлять свои чувства напоказ, но и Илинора не видела в этом ничего зазорного и легко шла навстречу. Сэнни поначалу предпочитала в подобные моменты отворачиваться и радовалась про себя, что дальше пылких поцелуев и объятий дело на людях не докатывалось. Поначалу отворачивалась, но потом привыкла – настолько, что недавно заявилась к Джионне и Ингару в спальню в башне, где застала их полуодетыми.

Выносить на всеобщее обозрение всяческие выражения интимных эмоций считалось в Шуоре проявлением крайней несдержанности, да и по лиорентийским меркам едва ли было приемлемым. С другой стороны, в Лоретто процветали публичные дома и общественные термы, где зачастую устраивались настоящие оргии. Что уж там говорить о пристойности?

А Юст… Те немногие месяцы, что они прожили вместе, Юст старался вести себя с ней терпеливо, бережно и заботливо, не переступая границы того, что Сэнни считала дозволенным. Точнее, постепенно раздвигая эти границы. Хотя, очевидно, привык к более… раскованному поведению. Старался, да не всегда. Зря она подумала о Юсте. Почему, почему за почти четыре года она его не разлюбила? Это ненормально!

– У меня никогда не было ни с кем сколько-нибудь серьезных отношений! – говорила тем временем Илинора, отвечая на высказанные Джионной претензии, которые Сэнни благополучно прослушала.

– Сколько-нибудь серьезных отношений? – возмущенно переспросила Джионна.

– И, когда твой отец был в Лоретто, я ему не изменяла.

Изменяла, только когда он отсутствовал. И не так уж часто.

– Джи, я не ты. В конце концов, у него тоже были сторонние связи.

– Он тебе сам говорил?

– Да.

Кажется, Джионна слегка разочаровалась из-за такого ответа, но тут же нашла для Хеймира оправдания.

– Говорил – может быть. Чтобы не казаться полным дураком или чтобы ты не переживала из-за своих… сторонних связей.

– Я из-за них не переживаю. Нисколько! Джи, еще раз повторю – не всем же быть такими, как ты! Я люблю твоего отца, и мы с ним еще не окончательно надоели друг другу за столько-то лет совместной жизни. Чего еще надо? Нас наши отношения устраивают.