Или всегда защищала Пророка. Так называемого Пророка. Пусть и не прямо. Пусть и не оправдывала его – по крайней мере вслух. Однако и слова плохого за все годы в его адрес не произнесла. Хеймир всё понимал, Илинора тоже. И они не предъявляли друг другу претензий на этот счет. Но Пророк был камнем преткновения и линией раскола между ними.
Несмотря на запрет и на все риски обладания книгой, «Обращение…» было популярно и ходило в Лоретто по рукам. Кенлару удалось раздобыть экземпляр, судя по всему, сделанный копиром, у продавцов магических артефактов на Площади Единых с Пророком.
Хеймир и ранее имел, пусть и приблизительное, представление о том, что в книге может быть написано. На деле, все оказалось намного жестче и откровеннее. В «Обращении…» прямо заявлялось: Церковь испорчена, действует насилием, а не любовью. Ее власть и, прежде всего, власть Инквизиции, должна быть ограничена, а сама Церковь – кардинально преобразована.
Крайне опасная книга – она покушалась на многовековые устои общества.
Хеймир разбирался со всем этим делом, складывая два и два и более сложные числа. И выходило всё более неоднозначно, чем выглядело на первый взгляд. Возможно, Антаньо был и не от мира сего, но Гиата отличалась рациональностью и здравомыслием. И у Антаньо имелся высокий покровитель – сам Понтифик и Великий инквизитор Эриджио. Не просто покровитель, а старший друг, с которым Антаньо вел философские споры, не стесняясь острых тем.
Антаньо с Гиатой напечатали «Обращение…» в своей типографии, и они не поставили нигде ни свои имена, ни знака типографии. Останься опус за авторством некоего неизвестного, Эриджио, скорее всего, закрыл бы глаза и списал бы всё на злых магов… Но его лишили такой возможности.
Двоюродный брат Антаньо, Эрмосо Галиччи, понадеявшись заполучить богатое наследство, написал донос в инквизиторскую канцелярию.
Обычно эти доносы начинаются вполне единообразно, с поминанием долга и совести. «Доношу по долгу совести» – как-то так. Кенлар видел подобные доносы – на себя самого. Арунидис любил ему их показывать, демонстрируя, так сказать, свое великодушие и благородство.
Эрмосо тоже был другом Антаньо и помощником во многих делах. Еще один такой «друг», Анцлето Дзинтани выступил свидетелем и подтвердил, что именно Антаньо Галииччи является настоящим автором «Обращения…»
Дзинтани – тот до сих пор ведь жив. Крепкого здоровья оказался. Ретроград, блюститель гражданской доблести и древних лиорентийских традиций, всюду таскающийся в сенаторской тоге…
Молва утверждала, будто Эриджио глубоко опечалился, горевал о том, как неудачно иногда складываются обстоятельства. Однако веру в Пророка и в Лиоренцию нужно защищать всеми возможными способами, не правда ль?
В день казни в своей речи на Сенатской площади Понтифик и Великий инквизитор признался даже, что сердце его отныне и навечно сковала зимняя стужа. Поэтично, не поспоришь. Сердце жертвы превратилось в пепел, а сердце палача – в ледышку.
Увы! На что только не приходится идти ради выполнения своего гражданского долга, ради спокойствия и благоденствия государства… Обладать властью – значит, нести тяжелое бремя.
Эриджио все-таки сделал кое-что для своего друга. Антаньо не был вычеркнут из списков лиорентийских граждан, его имущество не конфисковали, а позволили написать завещание, по которому все досталось Кенлару и Хеймиру – при условии, что Хеймир женится на Илиноре. Конечно же, от этого условия Или была в безусловном восторге! Или в условном?
Хеймир понимал мотивы Эриджио и положение, в которое тот попал. К тому же в книге Понтифик и Великий инквизитор, то есть, сам Эриджио, был выставлен отнюдь не в положительном свете, а закоснелым и ограниченным ретроградом и властолюбцем. Эриджио имел право обидеться. Возможно, он даже счел, что Антаньо использовала его, подставил и предал.