– Я написал несколько, скажем так, признательных писем. У Арунидиса есть враги – в том числе в его собственном ведомстве – мечтающие унаследовать его пост. И достаточно смелые, чтобы не испугаться возможных последствий, если дело обернется неудачей. Его Святейшество в курсе – того, что письма существуют и хранятся в нескольких надежных местах. И, при несоблюдении… ряда условий, отправятся по неудобным ему адресам. Конечно, я не могу считать это полноценной гарантией. Но между нами пока еще действует соглашение, и Арунидис справедливо считает, что мне нет резона лезть на рожон. Пока.

Кенлар допил вино, поднял на Джионну взгляд – спокойный, не бегающий, и даже слегка ироничный.

– Я могу идти? Я наоткровенничался с вами на год вперед. Пусть дальше Илинора без меня продолжит. У меня, и правда, назначена встреча со знакомыми сенаторами.

«Не так-то уж много он и рассказал», – подумала Сэнни.

– Отпусти его, Джионна, – попросила Илинора.

– Да, конечно, – мягко сказала Джионна.

«Мягко» она тоже умела, когда хотела. Могла ли она Кенлара Бьоргстрома… дожать? У Сэнни не было однозначного ответа, но в любом случае Джионна не стала пробовать, так как не считала себя вправе так поступать.

– Это не мой… личный выбор, – сказал Кенлар. – Мне гораздо удобнее было бы… не отличаться от большинства. Меньше проблем.

– Я понимаю. Мне неловко. Такое ощущение, что я тебя пытаю.

– Нет. Прости – я должен был объясниться гораздо раньше.

Джионна встала, обошла стол и обняла его. Он поцеловал ее и уткнулся ей в волосы.

– Не вздумай вытирать сопли и слюни о мою дочь, Кенлар, – ревниво заметила Илинора. – И вшей тоже не ищи!

Кенлар в ответ шумно втянул ноздрями воздух и нарочно провел носом по волосам Джионны, а затем все же отстранился.

Сэнни исподволь рассматривала его. Не было ведь в его внешности ничего, что могло бы вызвать подозрения… подобного плана. Наоборот – он, пожалуй, отличался такой… чисто мужской привлекательностью. Высокий, широкоплечий, и в целом – безупречно сложенный, с крупными и резковатыми чертами лица. Хладнокровный, расчетливый и решительный. И женщинам он наверняка нравился – в молодости, да даже и сейчас.

Джионна отперла дверь. Кенлар поглядел на Илинору и сказал:

– Все, что сочтешь нужным, Или.

– Иди уже! – велела она.

Едва он ушел, Илинора взялась за Сэнни:

– Откуда ты догадалась про Арунидиса?

– Попала пальцем не в небо, – сказала Сэнни и тут же дала развернутые, но аккуратные пояснения, поскольку играть на не слишком большом терпении Илиноры было неконструктивно. – Кенлар Бьоргстром проявлял к Понтифику слишком уж сильное… неравнодушие. То есть, неприязнь. Подобная несдержанность, как мне представляется, не в его характере. Я подумала, что этому должна быть причина, выходящая за пределы простых политических разногласий. Что-то личное. Мне кажется, такие рассуждения вполне логичны.

– Логичны, – согласилась Илинора, однако голос ее сочился сарказмом.

Логику она не слишком жаловала. С ее точки зрения, логичные рассуждения были слишком ограничены, плоски и тривиальны. Она предпочитала быть непредсказуемой и иррациональной.

– А стихи? – Джионна повернулась к Сэнни. – Как их там?

Сэнни послушно повторила:

– Час подлинной расплаты вам уже назначен. Мир повернулся в сторону конца. И полетит он, набирая скорость и приближаясь к точке невозврата…

– Надеюсь, не ты их сочинила? – спросила Джионна мать.

– Упаси, Пророк! – Илинора замахала руками, несколько демонстративно. – Просто вдруг вспомнилось. Это всё дерево.

– Какое дерево?

Илинора пожала плечами и пожевала губами.

– Ясень, если мне не изменяет память. Но ты сама намекала, что, ввиду возраста, мне на память не стоит полагаться. Так что, может, и не ясень, а баобаб, например.