Но тем более парню не нужно вступать в торги за меня. Я могла бы нахмуриться или покачать головой, могла бы предостеречь его. Может, мой отец заметит, а может, и нет.

Вот что мне следует сделать. Мне следует дать ему понять, что нужно держаться от меня подальше.

Вместо этого я продолжаю просто смотреть. Я боюсь, что мой взгляд выдает волнение и стремления внутри меня.

– Двадцать пять тысяч, – повышает ставку Себастиан.

В зале повисает тишина. Это самая высокая ставка сегодняшнего вечера.

– У нас развернулась нешуточная борьба за новенькую, нашу белокурую русскую красавицу, – говорит Кросс, едва сдерживая ликование в голосе. – Как вам такое, господа? Кто-то возьмется перебить ставку младшего Галло? Есть желающие предложить двадцать шесть?

Он бросает взгляд за стол финансистов. Юнец в броском костюме, кажется, хочет поднять карточку, но вместо этого с раздражением бросает ее на стол. Похоже, на этом его финансовые ресурсы себя исчерпали.

Но Энглвуд не сдается. Он снова поднимает карточку.

– Тридцать, – холодно произносит он.

Мужчина бросает на Себастиана испепеляющий взгляд своих темных глаз из-под густых бровей. Понятия не имею, знают ли эти двое друг друга или мы все свидетели тому, как двое влиятельных мужчин делят территорию, но так или иначе напряжение в воздухе можно резать ножом.

Себастиан не обращает внимания на Энглвуда и не сводит глаз с меня. Я стою в свете раскаленных сияющих огней сцены, и мое красное платье пылает вокруг меня.

Пристально глядя на меня, Себастиан произносит:

– Пятьдесят тысяч.

Кросс пытается унять гул, поднявшийся от каждого столика.

– Ставка в пятьдесят тысяч! – говорит он. – Это новый рекорд, дамы и господа, и помните, что все ради благой цели! Мистер Энглвуд… ответите ли вы?

Губы Энглвуда превратились в узкую полосу под его темными усами. Он резко качает головой, и Кросс говорит:

– Продано! Мисс Енина отправляется на свидание с Себастианом Галло.

Я ощущаю волну то ли страха, то ли облегчения, нахлынувшую на меня. Меня вдруг бросает в холод прямо под светом жарких софитов. Кроссу приходится взять меня под руку и указать на ступеньки, ведущие вниз со сцены.

Как в тумане я бреду к столику отца. Он кладет мне на плечо тяжелую руку и тихонько произносит на ухо:

– Молодец. Теперь он вложил в тебя деньги.

Да, Себастиан вложился. На сумму в пятьдесят тысяч долларов.

Думаю, Аида затащила меня на этот благотворительный аукцион потому, что ей кажется, что я в депрессии. С каждой неделей ее попытки вовлечь меня в общественные и семейные мероприятия становятся все активнее. Сестра даже попыталась завлечь меня на несколько несогласованных свиданий вслепую, но я отказался встречаться с этими девушками и сказал Аиде, что наслаждаюсь своим статусом холостяка.

Я пришел сюда только потому, что нам с Кэлом и Аидой надо обсудить кое-какие дела. В частности, грядущую предвыборную кампанию моего зятя, который баллотируется в мэры города. Гриффины намерены полностью выйти из подполья, а значит, окончательно избавиться от оставшихся незаконных предприятий и проследить, чтобы ни один скелет не вылез наружу. И это не фигура речи – из последнего они закопали родного дядю Кэла, Орана Гриффина, который нынче покоится под фундаментом одного из офисных небоскребов Саут-Шора.

Хоть Галло и переключают свое внимание на крупные проекты в сфере недвижимости, я сомневаюсь, что мы готовы совсем отказаться от нелегальной прибыли. Когда Гриффины выйдут из игры, сфера их влияния в криминальном мире окажется пустой, и кто-то должен будет ее занять. Вопрос в том, кто.