Молчание затягивается и начинает раздражать, вдавливаю педаль газа, едва оказавшись на трассе и удовлетворённо улыбаюсь, чувствуя, как она напрягается. Упрямица всё ещё молчит, спидометр скользит к отметке 150 и я замечаю, как белеют костяшки её пальцев, сжимающих кресло, как правой она нервно хватается за ремень безопасности.
— Сбавь скорость, урод! — не выдержав, Соня поворачивается ко мне и кричит. В тёмном взгляде карих глаз смешались неистовая ярость и животный страх.
— Так быстрее! — скалясь в улыбке, отвечаю ей, раздумывая, не прибавить ли ещё.
— Сбавь скорость, гризли, мы разобьёмся! — она нервно дёргает руку, но я, конечно, сильнее.
— Не бойся, со мной не разобьёшься, Совушка! — заверяю девчонку, обгоняя очередное ржавое ведро родом из прошлого века.
— У меня начнётся приступ, останови! Пожалуйста, Миш! — вдруг выдаёт Соня, заметно убавив нотки презрения в голосе.
У этой непрошибаемой грубиянки? Не смешите меня!
— Приступ? У тебя фобия? Говорят клин нужно вышибать клином, может, отпустит, если разгоню до двухсот, м? — любезно предлагаю, оставив позади неудачника на мерсе.
Вместо ответа слышу сдавленный стон, бросаю косой взгляд на Совушкину, которая часто дышит, слишком часто и громко, бледнеет, жмурится, прижимает руку к… сердцу? Снова стонет, громче — от боли! О КАКОМ приступе она говорила… СЕРДЕЧНОМ?
— Соня, Соня, ты в порядке? — дебильный вопрос, конечно, но ничего лучшего в голову не пришло, когда я понял, что мы порядком отдалились от города, а заодно и больниц. Твою мать. Сам не понял, как скинул скорость и свернул к обочине, заглушил двигатель, опустил стёкла, впуская свежий воздух, отстегнул её ремень — всё это делал на автомате, так быстро мой мозг ещё не работал!
— Соня, ты меня слышишь, тебе лучше? — я замираю, вглядываясь в её лицо, вслушиваясь в каждый новый вдох.
Рука тянется к запястью, скованному браслетом наручников, красный след от которых тут же заставляет меня пожалеть о собственной выходке, пытаюсь посчитать удары сердца и лихорадочно вспомнить, как это делается и сколько ударов в минуту считается отклонением от нормы. Твою мать!
— Сонечка! — кажется, теперь уже у меня вот-вот начнётся истерика.
— Давай выйдем, подышим, а потом поедем, я больше не буду гнать! — пока произношу, торопливо расстёгиваю наручники. Доигрался, блин!
Соня наконец подаёт признаки жизни, прижимает обе ладони к лицу и начинает… плакать? Чувствую, как становится неуютно в собственной машине, хочется провалиться под землю.
— Чёрт, прости меня! — виновато бормочу, осторожно касаясь её рук. — Тебе лучше? Больше не болит? — опускаю ладони вниз и вдруг понимаю, что Совушкина даже не думала плакать, она смеётся, а через мгновение даже ржёт в голос.
— Видел бы ты сейчас своё лицо, медведина! — сквозь смех произносит Совушкина, пока я пытаюсь осмыслить происходящее, и, судя по всему, мой процессор явно подвисает.
— Ты притворилась? — наконец генерирует мой мозг.
— Ой, да ладно тебе, Мишань, ты первый начал играть не по правилам! — фыркает эта психопатка.
— Пойдём подышим, Сонечка! — она передразнивает мой обеспокоенный тон тремя минутами ранее и снова смеётся. — Потапчик, ты побледнел, по-моему, тебе и впрямь надо подышать на свежем воздухе!
Чувствую, как зверею на глазах, кажется, белки наливаются кровью, зубы сами собой скалятся, а кулаки сжимаются.
— Ой, гризли снова у руля! — верещит Совушкина и выпрыгивает из тачки — поразительная прыть.