— А, ну раз фонетический! — улыбаюсь, расправляю плечи, деловито подхватываю учебник.

— Пошевеливайся! — рычит Аргентина, явно возмущённая переменой моего настроения.

— Бегу, бегу! А вы не подскажите, какое упражнение мы сейчас делаем? — мило улыбаюсь, ребята давятся со смеху, а она конкретно звереет после моего вопроса.

— Триста пятое, — подсказывают мои дорогие одногруппники, и я, оценив степень кровожадности Аргентины, берусь за мел.

Ну, серьёзно, фонетическим разбором меня не проймёшь — совершенно неясно, на что она рассчитывает?! Впрочем, лучше всего сознательно накосячить и позволить эксмачехе филфака отвести душу, чем потом нарваться на неприятности во время зачёта! Аргентина у нас крайне злопамятная дама!

А зыркнула-то на меня как — ух, мороз по коже! Кажется, даже Биреева переплюнула. Кстати, о парнокопытных… Милый оленёнок сегодня явно жаждал крови! Подумать только, чуть не лишили тачки и не похоронили в канаве… — звучит круто, я могу собой гордиться! Правда, выглядел он действительно жутковато, как будто мысленно уже расчленил мой труп и, припрятав на память мой ноготок, сбросил останки в сточную канаву. Вот тебе и парень-весельчак! Что, если на свидании он опять войдёт в этот свой режим убийцы? Кто потом станет оплакивать бедную Сонечку?

А ведь и вправду Стасик не так прост, как кажется на первый взгляд. Есть в нём что-то дьявольское: в том, как быстро он умудряется перевоплощаться из бешеного пса в пай-мальчика и мистера обаяшку. Так, надо срочно загуглить ресторан, в который он решил меня потащить и скинуть кому-нибудь геолокацию! Ещё хорошо бы глянуть, есть ли там запасные выходы и какая охрана — так, на всякий случай!

— Что это за тарабарщина, Совушкина?!

Ну, нельзя же так орать, ещё и над самым ухом! Так и заикой можно оставить человека! Вздрагиваю, бросаю взгляд на доску, тут же понимаю, что, да, там именно тарабарщина, а не транскрипция, и виновато улыбаюсь преподше.

— Простите, Аргентина Юрьевна!

Аудиторию сотрясает синхронный шквал безудержного ржача, который так же внезапно обрывается под разъярённо-кровожадным взглядом фурии.

— Что ты сказала? — хриплым севшим голосом произносит она.

Я тяжело сглатываю, смотрю на невысокую, миниатюрную дамочку в очках и, совершенно не понимаю, чем именно она умудрилась нас всех запугать, а потом всё же поспешно поправляюсь.

— Ар-рина Юр-рьевна! — сбивчиво бормочу, опуская глазки в пол.

Очнись Софья! А то не видать тебе зачёта, как своих ушей!

— Виновата, всё выучу! У меня сегодня голова болит, плохо соображает, можно я схожу в медпункт, может, мне таблеточку дадут? — с надеждой заглядываю в её глаза.

Аргентина подозрительно прищуривается, взмахнув пышной юбкой в пол, возвращается к своему столу и насмешливо заявляет:

— Боюсь, Софья Вальдемаровна, что новых мозгов вам там точно никто не даст, а ничего другого вам, к сожалению, не поможет! — она театрально вздыхает, изображая «искреннюю» скорбь и взглядом отпускает меня на своё место.

Гадство!

— Арина Юрьевна, прошу прощения! Там студентку из вашей группы в деканат вызывают! Срочно! — распахивает дверь какой-то прыщавый тормоз и лыбится Аргентине улыбкой полнейшего дегенерата.

— И кто же им понадобился так внезапно? — не скрывая раздражения, уточняет преподша.

— Совушкина, Софья которая! — отвечают ей.

— Надо же, какое счастье! Неужели вас отчисляют? — с искренней надеждой спрашивает Аргентина.

— В банке мозгов пополнение, сейчас ей новый выдадут, Арина Юрьевна —видать предыдущий донор отошёл в лучший мир! — пошутил Качалов.

«Придурок! Пойдёшь к доске следующим!» — по-моему, именно об этом подумала Аргентина Юрьевна.