Вскоре, Татьяна Николаевна поняла, что задержалась над ванной с дезинфектором, и, возможно, голова идет кругом именно из-за паров хлора. Она сдернула перчатки, бросила их под ванну, а сама отошла к шкафам с чистой посудой. Ей стало немного лучше, и она решила сделать, что не разрешала начальница.

Окно в посудомоечный цех открывалось только во время приема пищи. Дети сами убирали за собой посуду со столов, а грязные тарелки подавали ей в окно со стороны общего зала. На камбуз никого не пускали с тех пор, как пара несносных подростков сфотографировала некоторые укромные уголки, пребывающие в антисанитарийном состоянии. Чтобы исключить подобные инциденты, директриса запретила кому-либо из посторонних посещать камбуз, и приказала открывать окна горячего и посудомоечных цехов только во время кормления детей. Все остальное время, хоть удавитесь от недостатка кислорода, но окна выдачи и приема должны быть закрыты и заперты на замки.

В отличие от горячего цеха, чьи размеры и расположение позволяли открывать окна на внутреннюю сторону двора, посудомоечный цех был со всех сторон уставлен шкафами. Вентиляция в старой школе работала только перед проверками санэпидемстанции. Вытяжку вообще никто никогда не осматривал, и Татьяна Николаевна подозревала, что она наглухо забита. Одинокий вентилятор гонял спертый воздух из угла в угол, никак его не освежая. Чтобы работать в таком помещении, нужен не только опыт и терпение. Необходимо бешеное здоровье и огромная мотивация гробить саму себя за гроши. И тем и другим Татьяна Николаевна обладала, но всему был предел.

Сегодня ей стало совсем плохо, и она решила плюнуть на указания начальницы. Даже если директриса увидит открытое приемное окно, а в нем пухлое лицо алого света, она все поймет и оценит.

Татьяна Николаевна скинула щеколду и распахнула створки. В лицо ударила волна прохладного воздуха, и вместе с ней, еще до того, как левая створка уперлась в стену, она услышала сдавленный женский крик. Наслаждению не было предела. Окно открылось, словно в рай, но все-таки от внимания Татьяны Николаевны не ушел, ни крик, ни последующее за ним бранное слово. Она открыла глаза и увидела перед окном светловолосую девочку, потирающую правое плечо. Татьяна Николаевна поняла, что в девочке скрывается нечто обратное благодарности, но выплеснуть это наружу, школьнице не хватает смелости.

– Прости, детка, – тучная женщина быстро разобралась в ситуации. – Я же не знала, что ты тут стоишь. Мне через стенку не видно.

Девочка спустила с больного плеча портфель и поплелась к выходу, а Татьяна Николаевна мысленно попросила ее не жаловаться маме и папе. В конце концов, она же заехала ей створкой по плечу, а не по лицу. Вот когда заедет по лицу, пусть жалуется. Ей даже стало интересно, кого поставят на ее место в этот душный вонючий цех.

Пока Татьяна Николаевна стояла, прислоненная к широкому подоконнику, позади нее, из-под посудомоечной машины выползло черное пятно. Поначалу пятно расползлось в форме круга от одной ножки машины к другой, но чуть позже форма вытянулась. Спустя минуту лужица удлинилась и потянулась к ногам женщины.

Татьяна Николаевна никогда так не беспокоилась за свою жизнь, как сегодня. Скрытое чувство подсказывало ей, что из посудомоечного цеха пора бежать со всех ног. Но она твердила себе, что все эти опасения только из-за разговора с сыном.

«Лучше бы я вообще с ним не разговаривала, – упрекала она себя. – Хотя он сам начал этот разговор». Она не понимала, как родной сын мог сказать матери, что ее конец близок и виновата во всем она сама. Татьяна Николаевна понимала намек на не выдержанную диету. В последние годы ее разнесло, как воздушный шар и, возможно, сыну это не нравилось. Но предыдущие две недели ее вес не изменялся. Она не ела после вечернего сериала, ложилась спать в двенадцать и просыпалась в шесть. Она не курила. Дорогу в школу всегда преодолевала пешком, а путь занимал более получаса быстрым шагом. Может быть, если она немного усилит свой режим, ей удастся снизить вес и все будет хорошо?