– И еще я хотел сказать… Все слухи обо мне… Про каких-то призраков под школой… – он усмехнулся, не в силах заглянуть ей в глаза.

А если бы Рома все-таки поднял голову, он бы понял, что девочка давно перестала его слышать. Она держала его за руку, а ее лицо выражало желание, чтобы этот момент продолжался вечно.

– Все чушь, – договорил Рома. – Все выдумки каких-то придурков. Ты в них не верь. Ладно?

Наконец, Рома поднял голову. Алла молчалаа. Рома с радостью сказал бы больше, если бы не волновался и не чувствовал к девочке необычное притяжение. Но момент неловкости приближался, мыслей в голове почти не осталось, и выглядеть перед Аллой застенчивым мальчиком означало перечеркнуть ту драгоценную минуту, которую он только что провел.

– Мне надо идти. Меня Дикий ждет. Хорошего тебе дня, Алла.

– И тебе, Ром.

Их ладони рассоединились. Рома выскользнул в коридор и, как поезд, идущий под откос, кинулся на выход из школы. Его мозг кипел. Голова кружилась. Но, благодаря проявленной смелости, он чувствовался, как с души свалился камень. Он вдруг осознал, что иногда девочки оказывают на мальчиков странное воздействие. Вроде бы ничего неординарного не произошло, но как чертовски тяжело на это было решиться. Подойти, отвести в сторону, сказать, закончить начатое. Он словно выиграл дебаты. Словно не спал ночами, выжидая минуту славы. Словно работал всю жизнь над проектом. И вот все свершилось.

Он в отличном настроении спустился по ступенькам, глянул на пасмурное небо и помчался к другу. День стал великолепным.

Пятидесятилетняя посудомойка по имени Татьяна Николаевна услышала только конец беседы Ромы и Аллы. Она слишком усердно занималась приготовлением посуды к приходу второй смены, а когда случайно приблизилась к приемному окну, через которое доносились слабые голоса детей, было уже поздно. Она трижды прокляла все на свете, за то, что не подошла к окну раньше. Со злости она чуть не опрокинула ванну с дезинфицирующим раствором. Но вскоре порыв негодования прошел, кухарка успокоилась и, как ни в чем не бывало, продолжила мыть посуду.

Татьяна Николаевна была по своему несчастной женщиной. Маленький круг подруг, с кем она работала, острой необходимости в ней не проявлял. Редко кто-либо из учеников здоровался с ней в школе. Из-за бытовых ссор с соседями по коммунальной квартире она не дружила. С мужем развелась через два года после свадьбы, и с тех пор жила с недоразвитым ребенком и мамой, чей возраст скоро перевалит отметку восемьдесят. Жизнь ее если когда-то и била ключом, то все, что от него осталось, это пересохшее русло, над которым изредка проносилась тучка с дождем. Как она считала, той тучкой был ее сын и вера в его постепенное выздоровление. Но тучка на месте долго не задерживалась, и вера Татьяны Николаевны все реже находила себе обоснование.

Способности милого мальчика с трудом цеплялись за огромный мир, потому что родился он едва зрячим.

Он умел предсказывать погоду, пощупав воздух за окном, мог слышать голоса соседей, перешептывающихся за бетонной стеной. Но все это было мелочью, по сравнению с главной способностью мальчика. Он чувствовал болезни людей. И если подсесть к нему слишком близко, то мальчишка мог либо порадовать вас, либо огорчить. За излишнюю болтовню Татьяна Николаевна редко выпускала его на улицу. Всю одиннадцатилетнюю жизнь мальчик ютился в тесной квартире вместе с мамой и бабушкой, которая наоборот, едва слышала, зато читала без очков.

Татьяна Николаевна работала на кухне семьдесят седьмой школы восьмой год. Помимо этой работы у нее имелась еще одна должность. По пятницам и субботам к четырем утра она приезжала в ночной клуб «Дом Советов» и до зори мыла там полы. Кстати, на уборку она тратила два часа за рабочие сутки, и того четыре часа в неделю, что приносило ей половину месячного заработка в столовой. Каким-то образом ночной клуб оказался куда прибыльней целого светового дня, проведенного в школе. Осознав этот факт, Татьяна пыталась переместиться в «Дом Советов» на полную ставку, но, как выяснилось впоследствии, таких, как она были уже сотни. Женщину взяли лишь по снисходительной категории, потому что ее семья утеряла одного кормильца.