В тот день я проснулась поздно. Без чувства вины, без планов на день, без списка дел в голове. Просто открыла глаза и почувствовала, что за окном – утро. Ни хорошее, ни плохое. Просто – утро. А значит, я ещё здесь.

В доме было прохладно и тихо. Кофе, купленный накануне, закончился. Конфеты тоже. Я накинула на плечи мамин платок, взяла старую плетёную корзинку – просто так, для вида, – и пошла к реке. Мама часто туда ходила «подышать». Наверное, втайне надеялась, что быстрая вода унесёт с собой часть её тревог или скажет что-то важное. Сегодня я решила попробовать последовать её примеру.

Дорожка к реке заросла крапивой и лопухами. Старая верба склонилась так низко, что её ветви касались воды, будто шепча ей что-то. Трава была ещё влажной и холодной от ночной росы. Я спустилась по скользкому глинистому склону – и вдруг замерла.

Он сидел на большом, обросшем мхом валуне, спиной ко мне.

Илья.

Рядом с ним на траве лежал небольшой рюкзак, открытая книга в потрёпанной обложке и старый металлический термос. Он не заметил меня. Он просто сидел, глядя на тёмную, быструю воду. В его позе, в том, как он обхватил руками колени, было что-то почти детское, беззащитное. Как будто он ждал кого-то, кто пообещал прийти, но всё ещё не пришёл.

Я уже хотела тихо развернуться и уйти, чтобы не нарушать его уединения. Но он, словно почувствовав моё присутствие, медленно повернул голову и улыбнулся. Будто знал, что я здесь.

– Доброе утро, Анна.

– Доброе, – ответила я, немного смутившись. – Вы часто тут бываете?

– Когда не спится. Или когда душно. Внутри, – он похлопал ладонью по камню рядом с собой. – Присаживайтесь. Здесь удобно. И не бойтесь – молчать я умею.

Я села. Камень был прохладным, но от его присутствия рядом исходило какое-то спокойное тепло. Мы молчали. Минуту. Две. Слушали, как плещется вода о берег, как где-то в камышах деловито чирикают невидимые птицы, как шелестит ветер в ветвях вербы. Это была не неловкая пауза, а полноценный разговор без слов.

– Я любил сюда приходить, когда с женой ссорились, – вдруг сказал он, не поворачивая головы, продолжая смотреть на реку.

Я чуть напряглась, не зная, как реагировать. Но он продолжил так же спокойно, будто говорил о погоде.

– Она была огонь. Яркая, быстрая, всё в её руках горело. А я – вода. Тихий, медленный. Иногда, когда мы ссорились, вода закипала. Иногда – огонь почти гас. А тут, у реки, всегда всё ровно. Она течёт и течёт, и ей всё равно, что там у тебя внутри.

Я молчала. В такие моменты не хочется говорить банальное «мне жаль». Просто хочется быть рядом и слушать.

Он открутил крышку термоса, налил в неё дымящийся напиток и протянул мне.

– Чай. С мятой. Без заварки, зато честный.

Я взяла металлическую кружку-крышку. Она была горячей. Чай оказался простым и очень вкусным.

– Вы всегда такой? – спросила я, сделав глоток.

– Какой?

– Тихий. Прямой.

Он усмехнулся.

– Когда-то был другим. Шумным, резким. Пытался всем всё доказать. Жизнь пообтесала. Потеря – лучший наждак. Она стирает всё лишнее, наносное.

– Потеря… – эхом повторила я.

– Вы ведь тоже кого-то потеряли? – он посмотрел на меня – внимательно, но без жалости.

Я кивнула.

– Маму. Недавно.

– И мужа? – его вопрос не прозвучал бестактно. Он был простым и естественным.

– Муж ушёл. Сам. Сказал, ему стало тесно со мной.

– А вам?

– Мне… тоже, – это признание вырвалось само собой. – Но я не знала этого тогда. Думала, тесно – только ему.

Он не сказал ничего. Просто смотрел на реку. И я тоже. И было странное ощущение, будто мы держим в ладонях одну и ту же невидимую чашу с нашими потерями. Каждый – со своей стороны.