А я до сих пор не нахожу себе места.
Вместе с шумной толпой студентов покидаю универ, прогуливаюсь по зеленому скверу и падаю на пустую скамейку у ворот гимназии.
Тревога нарастает, недобрые предчувствия давят на грудь. Все утро я уговаривала себя, что не так поняла слова отца, но все же открыла сейф и вытащила драгоценности...
Кто-то садится рядом, и голос, знакомый до болезненного восторга и трепета, вырывает из тяжких раздумий.
— Не против?
Вздрагиваю и ошалело разглядываю пришельца. Харм. Точнее... человек, который должен им быть. Вместо мрачного неформала с пирсингом в брови передо мной предстает парень в темно-синем строгом костюме, сидящем на нем как на модели. Лощеный мальчик-мажор. Как Харм в него превратился?
— Какого черта ты тут делаешь? — ахаю чересчур громко.
— Иду в одиннадцатый класс, — равнодушно отвечает он, и сердце пронзает иголка боли. Его незаинтересованность ранит, и извинения, заготовленные долгими одинокими вечерами, вдруг теряют всякую актуальность.
— Ты учишься здесь? — Я действительно озадачена, потому что образ жизни Харма никак не вяжется с элитной, мать ее, гимназией. Здесь и мне временами приходилось тяжко оттого, что положение моей семьи не дотягивало до крутизны семей некоторых учеников.
Он кивает и, словно прочитав мои мысли, добавляет:
— Да, маргинал и неудачник внезапно оказался с тобой на одном уровне... Твоя жизнь никогда не станет прежней?
— Брось, Харм. Просто это реально очень неожиданная встреча. — Пытаюсь говорить непринужденно, но голос дрожит. Неужели «парень-масса-вопросов-и-ни-одного-ответа» заливал мне про свою неприкаянность? Тогда в чью квартиру он меня приводил и зачем махал метлой в жилете дворника?
— Не представляешь, какая долгая у нее предыстория, — беззаботно и расслабленно улыбается он, словно между нами никогда не было химии, бешеных поцелуев, ядовитых слов и смертельных обид.
— Хотелось бы мне ее услышать, — отвечаю в тон, поднимаю голову и снова вижу бледное, разбавленное осенью небо, но Харм встает и загораживает обзор.
— Зачем? Мы даже не друзья. Я не выворачиваю душу перед посторонними.