— Что случилось? — Харм встревоженно вглядывается в мое лицо. — Набить кому-нибудь морду?

Он стягивает худи, укрывает им мои голые плечи, и его тепло, сохраненное плотной тканью, покалывает кожу, словно электрический ток.

Довольно улыбаюсь, настроение вмиг возносится к черным небесам.

— Нет, что ты! Не надо мордобоя. Просто тут очень скучно. Все такие тщеславные, фальшивые и тупые! — Я икаю и вворачиваю пару крепких эпитетов. — А я пришла сюда, чтобы веселиться!

Завороженно смотрю на Харма, и в его потемневших глазах вспыхивает уже знакомый дьявольский огонек.

— Ну так пошли! — Он достает из кармана маленький сверток, выдавливает на ладонь розоватую таблетку и закидывает в рот. — Повеселимся так, что чертям станет тошно.

Теплая рука ложится на талию, и пульс разгоняется до запредельных скоростей. В обнимку мы возвращаемся в адское нутро клуба. Я пьяна, готова идти за Хармом хоть на край света и нисколько не удивляюсь, когда он, расталкивая танцующих, направляется к столикам, притаившимся вдоль стен.

Быстрая композиция сменяется неспешным тягучим регги, толпа вокруг разделяется на парочки.

— Потанцуем? — Харм смахивает с крайнего столика табличку «Зарезервировано», ловко запрыгивает на него и помогает мне взобраться на ограниченное пространство столешницы. В ужасе оглядываюсь: к нам бежит разъяренный охранник.

— Нас сейчас вышвырнут! — кричу, но Харм ухмыляется, хватает меня за локти, притягивает к себе и крепко-крепко обнимает. В венах вскипает адреналин, ритм регги вступает в резонанс с ударами сердца, я задыхаюсь от восторга и ужаса.

Охранник просит нас слезть и немедленно покинуть помещение, Харм шарит в кармане джинсов и сует ему смятые оранжевые купюры: одну, вторую, третью... Сумма, непозволительная для бедного сироты, зато охранник тут же становится лояльным.

Происходящее порождает тысячу вопросов, но я ни о чем не спрашиваю — прижимаюсь к Харму, чувствую тяжесть рук на талии, следую за его движениями и вливаюсь в плавное звучание песни.

Уют и покой. Свобода и юность. Космос и вечность. И безграничное счастье. Я вцепилась в них изо всех сил и крепко держу.

Медляк заканчивается, мы спускаемся на танцпол, но не разжимаем объятий: стоим посреди хаоса и диких плясок и молча пялимся друг на друга.

Через месяц я не вспомню о шикарных подарках Артема, но этот момент не забуду за целую жизнь. Я уверена.

Харм наклоняется, проводит губами по моей шее и вдруг присасывается к коже чуть ниже мочки.

Мне смешно, щекотно и приятно, сознание туманится от его близости и умопомрачительного парфюма. Пол под подошвами вибрирует от басов, а грудь Харма под черной футболкой — от стука сердца и смеха.

Шея нестерпимо зудит, я тоже хохочу как больная. Вынуждаю Харма оторваться от увлекательного занятия и вижу, что в его глазах стоят слезы. Он абсолютно счастлив.

Или упорот в хлам.

— Когда ты рядом... Я просто... охреневаю от себя, — сообщает он, растягивая слова. — Извини за идиотские розыгрыши. Если хочешь, приходи: перекрою ту надпись чем-нибудь более пристойным.

— Хорошо! — Я могу лишь беспомощно всхлипывать. — И ты меня извини. Я вовсе не считаю тебя недостойным. Это было так низко с моей стороны...

Не знаю, сколько продолжается наша игра в гляделки: музыка слилась в монотонный гул, а сполохи света — в неоновый фон. На это лицо я могла бы смотреть часами: как только Харм убрал шипы, он стал по-настоящему прекрасным.

Но кто-то бесцеремонно цепляется за плечо, и гармонию разрушает голос Артема:

— Малая, какие-то проблемы?

Я просыпаюсь. Часто моргаю и с разбегу ныряю в безрадостную реальность: клуб сотрясает новый хит, официанты сервируют пустой столик, а на холеном пьяном лице Артема играют желваки.