– Уйди в свою комнату! – попыталась я подступить к ней.

Но Лизка вдруг вцепилась мне в руку.

– А скажи, при дочери совесть не позволяет отпираться или сказать правду? Что из этого?

– Я вообще не понимаю, о чём ты! – выкрикнула я, пытаясь высвободить свою руку, в которую до боли и красных отметин-полумесяцев впились её длинные, наманикюренные ногти.

– О том, что ты воровка и стерва! Твоя мама, – натянула Лиза на себя улыбку и любезно поделилась с моей малышкой, – украла у меня деньги, а после подстроила всё так, что я осталась без работы.

– Отпусти её, дура! – схватил Павел Лизку за плечи и буквально отшвырнул к двери.

– Вы все должны мне компенсировать и моральный ущерб, и финансовый! Она мой кошелёк опустошила из-за тебя, Паш! Я не рассказала сразу, потому что пожалела овечку твою влюблённую. Но теперь молчать не стану! Вы сами во всём виноваты. Она, да и ты! Почему я осталась крайней, а вы продолжаете жить, как ни в чём небывало?!

Щенок вновь заскакал вокруг неё, заметив свою маленькую хозяйку и, видимо, пытаясь перед ней выслужиться. Но Лиза в раздражении пнула его острым носком туфель, словно мячик. И всё заглушил жалобный, отчаянный скулёж и крик Сонечки, которая бросилась к свернувшемуся клубочком щенку.

– Убила! – всплеснула руками Роза. – Собачку убила, дрянь!

Лиза нервно усмехнулась и подняла на меня блестящий то ли от злых слёз, то ли от бури эмоций, наглый взгляд.

– Деньги мне отдайте, и я уйду, – на удивление спокойно произнесла она.

И пока я, уже не обращая на неё внимания, присела рядом с дочерью, гладя её по вздрагивающей спине, пыталась успокоить и понять, что со щенком, Паша запустил Лизке в лицо ворох купюр.

Идиот...

Но сейчас траты на его любовницу меня волновали уже в последнюю очередь.

Под причитания Розы, которая, не дав Лизке собрать с пола все деньги, вытолкала её взашей из дома, мы с дочкой наблюдали, как дёргается щенок.

Он поскуливал всё тише и тише, не в силах подняться. Дёргал лапками, будто пытаясь бежать, лёжа на боку. Будто всхлипывал своим чёрным, влажным носиком...

Соня зашлась в плаче.

– Тише, зайка, – зачастила я, обнимая её, крепко прижимая к себе, – всё будет хорошо. Сейчас мы отвезём его к врачу, слышишь?

Но Соня захлёбывалась слезами, её всю трясло, она слишком испугалась криков и распереживалась о щенке, чтобы не начать... задыхаться.

Паша заметил это скорее, чем я успела что-либо сделать, и бросился за кислородным баллоном и лекарствами.

Роза подхватила на руки Джима и куда-то (я уже не замечала ничего, кроме синеющей дочери, у которой закатывались глаза, и исчезало дыхание) вместе с ним исчезла, не желая нам мешать.

Павел отстранил меня, принявшись оказывать Соне первую помощь, мне же в руки сунул телефон. И я, наблюдая за всем и слыша всё словно со дна глубокого колодца, набрала скорую помощь, а затем позвонила нашему врачу.

Не помню ни дороги к машине, ни того, как добрались до больницы.

В себя я пришла лишь тогда, когда Сонечку забрали, а мы с Пашей остались стоять за дверями реанимации.

– Прости меня... – прошептал он, когда мой покрасневший взгляд остановился на его лице. – Катя... прошу...

Я покачала головой, прерывая его.

– Сейчас не время. Если... Если с Соней что-то...

– Молчи, – на этот раз прервали меня, и я оказалась в его объятиях. – Всё будет хорошо. Я обещаю.

19. Глава 19

В голове ворох мыслей, эмоции переполняют настолько, что начинает казаться, будто я уже не чувствую ничего. И словно пустота потихоньку разъедает душу, поглощая собой даже боль и страх. Что в данный момент кажется куда более тягостным, чем испытывать волнение и ненависть.