Но роза Аркадьевна не оценила.

– Батюшки! – всплеснула она рукой, едва не роняя наш будущий завтрак, а я как раз в этот момент, глядясь в зеркальце на тумбе, за ухо заправляла локон волос. – Ты чего намазалась так? Ничего не понимаю... Мужа, значит, на пол ночевать, а сама накрашенная, как...

– Мама! – протиснулась мимо Розы моя малышка, чем и прервала некрасивое высказывание. – Ты проснулась! Бабушка сказала не будить тебя. И я долго ждала.

Она забралась ко мне в постель, светленькая, растрёпанная, почему-то только в одном носочке и всё ещё в полосатой голубенькой пижаме.

– Молодец, спасибо, я как раз успела досмотреть сон, – обняла я её.

И в очередной раз подумала о том, как всё таки причудливо сочетается в Розе забота и внимание с некой странной безалаберностью и жестокостью...

Она, наблюдая за нами, противно поцокала языком.

– Вот и какой пример дочери подаёшь? В семье неизвестно что, а ты намазанная спишь.

Я с недоумением смотрела ей вслед, когда Роза удалилась на кухню.

Какой пример?

Возможно, красивой и сильной женщины. Соня даже ни разу не видела, как я плачу.

Ну, не видела с тех пор, как заболела. Когда я, ещё до нашей тёмной полосы в жизни, упала с велосипеда и разбила коленку, слёзы сдерживать не хотелось.

А ещё... Не сама ли Роза совсем недавно упрекала меня в том, что я совсем не слежу за собой и превратилась в бледного призрака?

Некоторым людям ничем не угодишь.

Но эта мысль впервые пришла ко мне в голову не под руку с обидой и желанием стараться лучше, а с неким злорадством. Сейчас я ещё и платье своё надену, синее, выше колен, оно мне очень идёт! Тем более, что я за последний месяц заметно похудела.

– Мам, – вывела меня Соня из раздумий.

– Мм?

– А когда папа, наконец, приедет?

Сердце моё казалось, рухнуло, а затем глухо-глухо, тяжело забилось.

Павел, что, издевается? И без того дочка вчера его заждалась! Тем более, насколько я знаю, сегодня он должен был взять выходной.

– Мама Роза, – поспешила я на кухню, где уже вовсю жарились оладьи, – куда Павел уехал?

– Куда надо, – бросила она мне, размазывая по сковороде кусок сала.

Оладьи, пожаренные не на масле, она считала полезнее. На вкус это не особо влияло, хотя я и замечала отличия, но привыкла. Сейчас же... Этот запах... Словами не передать, как же в эту минуту меня всё здесь раздражало!

– Нет, – с нажимом произнесла я, – надо, чтобы он был здесь, как и обещал!

– Ага, а некоторым мужьям ещё нужно, чтобы жёны спали вместе с ними, – едко заметила она.

– Да вы ведь даже ничего не знаете, мам Роз! Что вы лезете не в своё дело?!

Соня непонимающе замерла между нами. Мне стало не по себе, что ей приходится наблюдать ссору. Поэтому пришлось замолчать.

Мне пришлось. Роза, видимо, ребёнка осознанным человеком не воспринимала.

– Это моё дело, милочка. Паша – мой сын. И мне тоже важно, чтобы его не выгоняли из спальни без всякой на то причины и заставляли спать на полу! Ничто, слышишь, – потрясла она пальцем в воздухе, – ничто не может быть оправданием, чтобы так унижать своего мужа!

Я вся вспыхнула, до боли прикусила губу. На языке уже вертелось с десяток колких фраз в ответ.

Но сковорода в руке Аркадьевны зашипела, от сала поднялось облачко сизого пара, и я...

Едва добежала до туалета.

Хорошо, что в желудке всё ещё было пусто.

– Мам? – взволнованно позвала Соня, вцепившись в дверь и не решаясь подойти ко мне.

– Да что ты мать всё утро дёргаешь? – пробурчала на неё бабушка, за плечо оттянула от двери и легонько подтолкнула в сторону кухни. – Иди, ставь кружки на стол... – а когда Соня отошла, окинула меня внимательным взглядом. – Кать, тебе бы провериться.