Я не ждал от неё ответа. Развернулся, резко – и, мать твою, как же мне всё это надоело.

– Чёрт… – выдохнул я сквозь зубы, – всё через жопу. Всегда.

Она пошла за мной. Шаг в шаг. Без лишних вопросов. Ни слёз, ни крика. И это меня даже больше выбесило, чем если бы снова разоралась.

– Что, язык проглотила? – буркнул я, не оборачиваясь. – Или ты теперь молчаливый призрак?

– Я просто слушаю, как ты просил, – тихо сказала она.

Я остановился. Резко. Она едва не врезалась в меня.

– Вот уж не думал, что кто-то реально когда-нибудь послушает, – усмехнулся. – Слишком привык, что все делают, как хотят, а потом умирают. Глупо. Кроваво. Иногда красиво. Чаще – просто тупо.

Мы вышли на улицу из бара.


Я обернулся к ней.

– Запомни, – сказал я, глядя прямо в её чёртовы живые, дрожащие глаза, – ты теперь – вне игры. Ни отца, ни друзей, ни работы. Всё. Хуй с ним, с прошлым. Ты больше не ты. Поняла?

Она кивнула. Медленно. Почти незаметно. Но я видел: не доходит еще до нее.

–А теперь – вниз по улице, быстро. Сегодня именно тот вечер когда я оставил машину хуй знает где. Не тормози, не оборачивайся, не задавай грёбаных вопросов.

И всё равно, пока она спускалась, я подумал:


Что, мать его, я делаю?

Я ведь не спасатель. Не герой. Мне вообще-то плевать должно быть.


А выходит – не плевать.


Потому что я помню, как сам сидел вот так же, на холодном бетоне. Как тряс руки, не мог вдохнуть. Как всё внутри орало, и хотелось просто исчезнуть.


И никто не пришёл тогда. Никто, блядь, даже не обернулся.

А теперь – я.


Для неё.

– Ебать, – прошептал я сам себе. – Похоже, схожу с ума.

Она смотрела на меня так, будто я знал ответы на все вопросы. Да ,на некоторые знал , но этих вопросов на которые у меня есть ответы она еще не задает. Это дело времени, правду рано или поздно узнает и начнется еще одна война.

– Пошли, – сказал я. – Пока ещё есть шанс выбраться отсюда живыми.

Мы шли сквозь мрак подземной парковки, где фонари мигали, как будто сами боялись видеть, кто под ними проходит.

Я краем глаза смотрел на неё – маленькая, хрупкая, в худи на пару размеров больше. Эмма. Слишком живая. Слишком настоящая. Слишком… не от мира, в котором я вырос.

И всё равно – теперь она в нём. До самого горла.

– Знаешь, что самое херовое? – пробурчал я, даже не к ней, а просто в воздух. – Это не копы. Не пули. Не погоня.

Она посмотрела на меня – тихо, в упор. Я усмехнулся криво.

– Это то, что тебя уже, мать его, увидели.

Она замерла.

– Кто?

– Те, кто живёт в тени. Те, кто слушает при выключенных микрофонах. Те, у кого нет имён. Только клички и долбаные инстинкты.


Я вздохнул.


– Поздравляю. Ты теперь в их списке.

Она хотела что-то сказать, но я перебил.

– Я тебе не говорил, да? – бросил я, остановившись и повернувшись к ней. – Кто я на самом деле.

Она молча смотрела.


Чёрт. Всё равно надо. Слишком поздно отмалчиваться.

– Лука Марчелло. Фамилия тебе ничего не говорит? Да не ври, по глазам вижу – говорит.


Я кивнул, будто сам себе.


– Ага. Тот самый. Сын того самого ублюдка, который держит половину города за яйца. Мой отец – глава клана. И я – его грёбаное продолжение.

Эмма побледнела. Я продолжил, жёстко:

– Это значит, что тебя уже запомнили. Потому что ты была рядом со мной. Потому что ты плакала в коридоре, где стены имеют уши.


Они не забудут твоё лицо.


И не спутают твою фамилию.

– Ты втянул меня, – прогремела она.

– Нет, – я шагнул ближе, – ты втянула себя. Я просто попытался не дать тебе сдохнуть сразу.

Она отшатнулась и опять истерика.

Я выдохнул. Курить хотелось до дрожи, но я давно завязал. Хотя, похоже, зря.

Я дёрнул её за локоть, почти волоком тащил за собой к машине. Меня привело в бешенство ее обвинение. Никакой сука мать ее благодарности.