Я не ждал от неё ответа. Развернулся, резко – и, мать твою, как же мне всё это надоело.
– Чёрт… – выдохнул я сквозь зубы, – всё через жопу. Всегда.
Она пошла за мной. Шаг в шаг. Без лишних вопросов. Ни слёз, ни крика. И это меня даже больше выбесило, чем если бы снова разоралась.
– Что, язык проглотила? – буркнул я, не оборачиваясь. – Или ты теперь молчаливый призрак?
– Я просто слушаю, как ты просил, – тихо сказала она.
Я остановился. Резко. Она едва не врезалась в меня.
– Вот уж не думал, что кто-то реально когда-нибудь послушает, – усмехнулся. – Слишком привык, что все делают, как хотят, а потом умирают. Глупо. Кроваво. Иногда красиво. Чаще – просто тупо.
Мы вышли на улицу из бара.
Я обернулся к ней.
– Запомни, – сказал я, глядя прямо в её чёртовы живые, дрожащие глаза, – ты теперь – вне игры. Ни отца, ни друзей, ни работы. Всё. Хуй с ним, с прошлым. Ты больше не ты. Поняла?
Она кивнула. Медленно. Почти незаметно. Но я видел: не доходит еще до нее.
–А теперь – вниз по улице, быстро. Сегодня именно тот вечер когда я оставил машину хуй знает где. Не тормози, не оборачивайся, не задавай грёбаных вопросов.
И всё равно, пока она спускалась, я подумал:
Что, мать его, я делаю?
Я ведь не спасатель. Не герой. Мне вообще-то плевать должно быть.
А выходит – не плевать.
Потому что я помню, как сам сидел вот так же, на холодном бетоне. Как тряс руки, не мог вдохнуть. Как всё внутри орало, и хотелось просто исчезнуть.
И никто не пришёл тогда. Никто, блядь, даже не обернулся.
А теперь – я.
Для неё.
– Ебать, – прошептал я сам себе. – Похоже, схожу с ума.
Она смотрела на меня так, будто я знал ответы на все вопросы. Да ,на некоторые знал , но этих вопросов на которые у меня есть ответы она еще не задает. Это дело времени, правду рано или поздно узнает и начнется еще одна война.
– Пошли, – сказал я. – Пока ещё есть шанс выбраться отсюда живыми.
Мы шли сквозь мрак подземной парковки, где фонари мигали, как будто сами боялись видеть, кто под ними проходит.
Я краем глаза смотрел на неё – маленькая, хрупкая, в худи на пару размеров больше. Эмма. Слишком живая. Слишком настоящая. Слишком… не от мира, в котором я вырос.
И всё равно – теперь она в нём. До самого горла.
– Знаешь, что самое херовое? – пробурчал я, даже не к ней, а просто в воздух. – Это не копы. Не пули. Не погоня.
Она посмотрела на меня – тихо, в упор. Я усмехнулся криво.
– Это то, что тебя уже, мать его, увидели.
Она замерла.
– Кто?
– Те, кто живёт в тени. Те, кто слушает при выключенных микрофонах. Те, у кого нет имён. Только клички и долбаные инстинкты.
Я вздохнул.
– Поздравляю. Ты теперь в их списке.
Она хотела что-то сказать, но я перебил.
– Я тебе не говорил, да? – бросил я, остановившись и повернувшись к ней. – Кто я на самом деле.
Она молча смотрела.
Чёрт. Всё равно надо. Слишком поздно отмалчиваться.
– Лука Марчелло. Фамилия тебе ничего не говорит? Да не ври, по глазам вижу – говорит.
Я кивнул, будто сам себе.
– Ага. Тот самый. Сын того самого ублюдка, который держит половину города за яйца. Мой отец – глава клана. И я – его грёбаное продолжение.
Эмма побледнела. Я продолжил, жёстко:
– Это значит, что тебя уже запомнили. Потому что ты была рядом со мной. Потому что ты плакала в коридоре, где стены имеют уши.
Они не забудут твоё лицо.
И не спутают твою фамилию.
– Ты втянул меня, – прогремела она.
– Нет, – я шагнул ближе, – ты втянула себя. Я просто попытался не дать тебе сдохнуть сразу.
Она отшатнулась и опять истерика.
Я выдохнул. Курить хотелось до дрожи, но я давно завязал. Хотя, похоже, зря.
Я дёрнул её за локоть, почти волоком тащил за собой к машине. Меня привело в бешенство ее обвинение. Никакой сука мать ее благодарности.