На какие-то вопросы она не отвечала. Никогда. Молчала, и всё. На какие-то отвечала охотно, многословно. Но больше всего мне запомнился её совет: «Никогда ни в чём не сознавайся! Отрицай! Отпирайся! Даже если тебя словили на мужике, всё отрицай! Ври, что случайно упала, сознание потеряла, ничего не было, а ещё лучше, что ты жертва и тебя заставили!».

Можно сказать, что Таня ошиблась дверью. Что они не ко мне. Ещё спихнуть на Ксюшу всё можно, мол, её любовник, а я так, прикрытием один раз поработала, теперь получаю скандалы.

Прикинуться дурочкой и настаивать, что вообще ничего не понимаю, поэтому так растерялась. Эту мысль я не успела додумать, потому что Глеб прошёл на кухню, сел на табуретку лицом ко мне и сказал:

— Рассказывай.

Я и рассказала Глебу правду, без утайки. Что он потом обо мне подумает, захочет ли иметь дело со мной такой, ему решать. И тут ври не ври, ничего уже не изменить.

Глеб не перебивал, слушал внимательно, спокойно, без усмешки или презрения. Чай остыл, я выдохлась. Глеб, слегка улыбнувшись, посмотрел на меня с грустью и поднялся из-за стола, так и не выдав своей реакции на мои откровения.

— Тебе надо отдохнуть, Марта. И определиться, потому что прошлое должно остаться в прошлом и не отравлять будущее и настоящее. Понимаешь? Я завтра позвоню. — Он перегнулся ко мне через стол и невесомо поцеловал в лоб, затем развернулся и вышел в коридор.

Провожать его я не стала. Хлопнула дверь, щёлкнул замок. Я упала на руки, сложенные на столе, и зарыдала.

Ревела я с упоением, до икоты, оплакивая свою никчёмную жизнь, костеря на чём свет стоит Игната, Лёху, всех мужиков, жалела себя, ругала себя за глупость, мягкотелость. И так по кругу. Пока не выдохлась.

Умываясь в ванной, услышала звонок в дверь. И, не закрыв даже кран, ломанулась отпирать дверь, будучи уверенной, что это вернулся Глеб…

Дурочка, что с меня взять...