Я вспыхиваю и возмущённо шепчу:

— Вы хам, Алексей! Такой же, как и всё Ваше окружение! Дайте мне пройти! Я не желаю больше Вас видеть и слышать! Моё терпение лопнуло!

Я ладонями бью его в грудь и всплёскиваю руками, когда он хрипло охает и хватается ладонью за плечо. В порыве злости я ударила его по ране. Тут же увидела, как на белой ткани его рубашки проступила кровь.

— Простите. Простите, ради Бога! Я забыла! Я совсем забыла про рану. Вам сильно больно? Простите!

Я лопочу и руками вожу в нескольких сантиметрах от его груди, боясь притронуться и причинить ещё больше боли.

— Простите.

— Что ж, девочка, — ухмыляется, — теперь отпустить тебя домой я не смогу. Тебе придётся снова мне помочь.

— Да. Да, я понимаю. Мы уже можем уехать? — я виновато опускаю глаза.

— Да. Поехали, Вера. Или ты ещё хочешь подраться? — склоняет голову к плечу.

— Нет. Нет, что Вы? Я прошу прошения. Я не знаю, что на меня нашло.

— Так кто к тебе лез, Вера? — сжимает мой локоть.

— Злата, — выдыхаю, теряясь в сером взоре.

И поэтому вижу, как искажается от ненависти и ярости красивое лицо. Больше Бунтарёв ничего не говорит. Держа меня за локоть, ведёт в гардеробную. Накидывает мне на плечи шубку, сам надевает пальто. На улице я чуть не падаю на ступенях, когда туфли разъезжаются в стороны на тонкой корке льда. К моему облегчению Алексей успевает обвить рукой талию и не дать мне свалиться. До машины рук с талии не убирает. Помогает сесть на заднее сиденье, залезает следом. Машина трогается с места сразу, как только дверь захлопывается.

Едем в полной тишине, только ненавязчивая музыка разряжает напряжённую обстановку в машине. Я смотрю в окно, но всем телом чувствую жар тела мужчины, его подавляющую, пугающую энергетику.

Достаю из сумочки телефон и обнаруживаю, что он разрядился.

— Алексей, могу я позвонить? У меня телефон разрядился.

Мужчина без слов протягивает мне свой смартфон. Я по памяти набираю номер телефона дочери.

— Алло? — слышу настороженный голос Ульяны.

— Привет, моя родная, — тихо говорю в трубку. — Это я. Телефон разрядился, а я зарядку забыла.

— Привет, мамулечка. Ты сегодня придёшь на ночь? Или снова дежурство?

— Я пока не знаю, родная, — жмурюсь, злясь на себя за ложь.

Я учила свою девочку не лгать. Учила её быть честной. Но уже который раз я её лгу. И чувствую от этого горечь во рту.

— Ты так много работаешь. Ты хоть спала сегодня ночью? Хоть несколько часов?

— Да, Уля. Спала. Как у тебя дела? Чем ты занималась сегодня? — спрашиваю тихо, оглядываясь на миг на Алексея, который не смотрит в мою сторону.

— После школы зашла в библиотеку, мамуль. Взяла книгу, только-только закончила читать.

— Ты ела?

— Да, мам. Приготовила сегодня макароны с сыром и сардельками. Тебе в судочек положила.

— Спасибо, моя родная. Ты тепло одеваешься? На улице холодно. Сапоги не протекают? Шапку носишь?

Уля тихо смеётся, а потом последовательно отвечает на каждый мой вопрос:

— Надела сегодня пуховик. Сапоги хорошие, не протекают. Ношу шапку и шарф, мамуль. Не мёрзну. Всё хорошо, не переживай. Главное, чтобы ты так много не работала. Я очень сильно скучаю.

— И я скучаю, моя девочка. Я постараюсь сегодня вырваться домой. Люблю тебя.

— А я обожаю тебя, мамуль.

Я смаргиваю слёзы, которые совершенно неожиданно подступили к глазам и сглатываю ком в горле.

— Спасибо, Алексей, — протягиваю телефон Алексею.

— Пожалуйста, — мужчина накрывает мою ладонь и сжимает пальцы, прежде, чем забрать смартфон. — Глеб отвезёт тебя домой, девочка.

— Что? Вы меня отпускаете? — я выпрямляюсь и поворачиваюсь всем корпусом к мужчине.

— Да, Вера. Тебя дома ждёт ребёнок.