Конечно, Гест и Стефания виделись и раньше, но давно. Я пытаюсь вспомнить, когда именно, но не могу. Зато я отлично помню, как Гест впервые увидел Стефанию. Мы тогда только начали с ним встречаться, и Стефания потребовала, чтоб я показала ей его. Гест приехал в Акранес на старом «Шевроле». Он забрал нас у магазинчика, где мы обе стояли с лакрицей и апельсиновой газировкой – пить ее меня приучила Стеффи. Я помню, как волновалась: ведь Стеффи вечно была недовольна парнями, которыми я увлекалась, а в тот период мне было важно получать ее одобрение.
Я села на переднее сиденье, а Стеффи на заднее, но наклонилась вперед, так что ее голова оказалась почти между нами. Когда позже тем вечером Гест подвозил нас домой, она сказала: «Нормальный парень, Петра, во всяком случае, уж получше предыдущего». И все это сопровождалось жуткой ухмылкой. Тогда я поняла, что надо держаться от нее подальше.
– Наверно, дети все еще у себя в номере, – отвечаю я на вопрос Смаури. – Надо бы проверить.
Номер Леи и Ари в самом дальнем конце коридора. Я дважды стучусь и прислушиваюсь. Ни звука, даже гомона толпы в вестибюле не слышно: ведь спальную зону отделяет массивная дверь.
– Лея! – зову я и снова стучусь. – Ари!
Я слышу шаги, вздрагиваю и оборачиваюсь. Идущий по коридору мужчина явно ровесник моего папы. Его одежда грязная, словно он работал на улице.
Это не родственник, так что, наверно, он один из сотрудников гостиницы – но его облик диссонирует со всеми, кого я до сих пор видела. Здесь весь персонал опрятный и приветливый, а этот – полная противоположность. И смотрит он на меня с выражением такого отвращения, что кажется – вот-вот бросит мне в лицо что-нибудь оскорбительное.
– Что? – Дверь номера Леи и Ари вдруг распахивается, и передо мной вырастает Лея.
На миг я теряю дар речи. Присутствие того мужчины за спиной настолько угрожающе, что я не могу выдавить из себя ни слова.
– Мама? – Лея ждет ответа.
– Я… Я просто хотела уточнить, идете ли вы с нами, – произношу я, когда шаги по коридору удаляются. – Там внизу уже все в сборе.
– Да, мы просто одеваемся, – объясняет Лея, хотя одежда на ней явно не походная.
Я велю ей поторапливаться, а она бормочет в ответ что-то нечленораздельное.
Снова оставшись в коридоре одна, я окидываю его взглядом и гадаю, куда пошел тот мужчина и кто он вообще. Я всегда хорошо чувствую людей, и от этого человека мне не по себе. По-моему, он меня узнал.
А сейчас, думая об этом, я понимаю, что мне было как-то не по себе с того момента, как мы вошли в эту гостиницу и даже раньше, так что, наверно, дело не только в мужчине.
Я не могу сказать, в чем причина, может, в самом месте или в гостинице: на фотографиях она казалась такой изысканной, а в действительности здесь атмосфера холодная и неуютная. Лея права: среди этих высоких бетонных стен человеку нехорошо. А может, мои чувства вызваны тем, что я снова среди родни и ощущаю, как воспоминания, которые мне хотелось стереть из памяти, грозят вырваться на поверхность.
Ирма, сотрудница гостиницы
Погода портится; в окнах кафетерия воет ветер. Моря отсюда не видно, но мне кажется – оно сейчас темное, и волны в белой пене. Я вижу, как за окном чайки нарезают круги в воздухе. Наверно, они что-то нашли на лавовом поле: мышку или птичку. Однажды я застала их за тем, как они терзали дохлую норку.
Я пристально всматриваюсь в лавовое поле, но не вижу ничего, что могло привлечь внимание чаек. В тот день, когда я сюда приехала, я видела лисицу: она стояла передними лапами на камне и смотрела на меня. Ее мех был серым с белыми пятнами: она меняла зимнюю шубку на летнюю.