Гест кивает и выходит.
Дверь медленно закрывается, и какой-то миг я смотрю в пустоту на том месте, где он стоял.
Много лет будущее было весьма предсказуемо. Как заполненная анкета. Конечно, не в мелочах, но крупные детали были предопределены. Брак, работа, дети. А теперь как будто эту анкету кто-то отнял и все вымарал или пропустил через шредер, и никакой определенности больше нет.
Но, может, будущее и не всегда было предсказуемым. Может, это только часть того самообмана насчет стабильности и бессмертия, который человек создает себе. Мне следовало бы лучше других знать, насколько переменчива жизнь. И как быстро все меняется.
Я отгоняю эти мысли и надеваю пиджак, алый, как и свитер. Облачаюсь в прогулочные брюки и повязку на уши из лисьего меха – подарок Геста, еще с тех времен, когда он порой устраивал мне сюрпризы.
В коридоре я встречаюсь с Виктором и Майей.
– К прогулке готова! – усмехается Виктор. Сам он в черной спортивной ветровке и в головной повязке, черные волосы слегка взлохмачены.
Мы идем вместе по коридору, и на какое-то время воцаряется неприятное молчание.
– Дорога тут красивая. – Я прочищаю горло. – И гостиница отличная. Оригинальная такая.
– Да, конечно, ты же сейчас в этой области работаешь, – соглашается Виктор. – Жилища для богачей дизайнишь… Ой, то есть – прибежища. Проектируешь прибежища.
– Ах, Виктор… – Я мотаю головой. Словечко «прибежище» предложил Гест. Он сказал, что надо найти какое-нибудь такое слово, которое ассоциировалось бы у людей с нашей фирмой, было определением нашей деятельности.
Виктор подмигивает мне:
– Нет, честно. По-моему, все, что ты сделала, – это правда круто. Я всегда знал, что ты далеко пойдешь.
– Спасибо. – Я так скучала по тому настрою, который он мне дарит. Когда мы были моложе, он обладал исключительной способностью всегда подбодрить меня.
Судя по тому, что в вестибюле гвалт и хохот, большая часть семьи уже в сборе. Вот мама, ее брат и сестра, их супруги и дети. Много людей, которых я, по правде, плохо знаю, но которые имеют прямое отношение ко мне. И вдруг я как заору: меня кто-то схватил за талию и ущипнул.
Обернувшись, вижу ухмыляющееся лицо Смаури:
– Что, серьезно? Мы для такого не староваты?
Смаури хохочет, обнимает меня за плечи, стискивает:
– Нет, Петра. Мы для такого никогда не состаримся.
Смаури на два года старше, но мне часто кажется, будто он не старший, а младший брат. Он – тот, кто по мнению родителей всегда поступал правильно: окончил вуз за границей, женился на девушке, с которой был вместе с самого колледжа, устроился на хорошую работу в семейной фирме, а потом завел ребенка. Все как по нотам; ни шагу из правильной колеи. Хуже всего в этом – Смаури великолепен, так что я отлично понимаю, почему он у родителей любимчик. Он напоминает мне Ари: всегда весел и заражает всех вокруг своей радостью.
Я здороваюсь с маленьким племянником в рюкзаке-переноске на спине у Смаури. Арнальду всего два годика, он первый ребенок в семье. Вот еще одна причина, почему мне всегда кажется, что я гораздо старше: у Смаури младенец, а мои дети уже подростки.
– А где Ари и Лея? – спрашивает Смаури.
Я осматриваюсь вокруг и вижу, что Гест разговаривает со Стефанией. Она стоит ко мне спиной, и я вижу, что она рассказывает какую-то историю. Она всегда увлекательно рассказывает.
Ее волосы, забранные в хвостик, покачиваются при движении головы. Когда мы были моложе, она отпускала волосы до самой поясницы и всегда носила их распущенными. Сейчас ее волосы короче, но того же красивого цвета: как темное вишневое дерево или махагони.