Старик рассматривал блестящие голубые камни и уже собирался открыть коробочку, как вдруг что-то его отвлекло. Некий звук, или, возможно, это просто было ощущение присутствия, будто кто-то смотрит в затылок. Гордофьян, встрепенувшись, повернул голову сразу в нужную сторону, сердце бешено заколотилось в груди, он замер в оцепенении и теперь даже не дышал, боясь спугнуть внезапно нагрянувших гостей. Из-за поворота медленно и с опаской вышел мальчишка, тело его стало прозрачным и тонким от длительного голода, глаза и щеки глубоко впали, живот втянулся, прилип к позвоночнику, межреберные промежутки, подобно тонкими мембранами, гуляли внутрь и наружу в соответствии с током вдыхаемого и выдыхаемого воздуха. Мальчишка был не один, на руках он держал троих малышей, а позади него, обнимая окостенелую ногу, пряталась девчушка примерно трех лет. Вслед за детьми надменно и лениво вышло огромное животное, походившее на волка, но гораздо крупнее, и уши у этого зверя были совсем не волчьи – длинные, заостренные кверху и украшенные кисточками, как у рыси. Зверь перегородил путь, встав боком спереди от детей, морда его была повернута в сторону Гордофа, глаза глядели как бы исподлобья, давая понять, что в случае опасности он будет защищать своих маленьких подопечных. Как только Миронов начал двигаться по направлению к детям, из-за угла сгоревшего дома вышли трое его товарищей, отыскивающие потерявшегося друга.

– Гордоф! Го-ордоф! – кричали они, но когда трое завернули за угол и увидели то же, что сейчас видел Гордофьян, то сразу умолкли и, подняв раскрытые ладони, стали осторожно двигаться по направлению к детям, показывая, что им ничто не угрожает.

– Спаслись, – тихо и с облегчением охнул Миронов.

– Среди них темный ребенок, – сказала Нирвана со всюду сопутствующей ее интонации брезгливостью. Лицо Веды выражало недовольство и недоверие.

Мальчишка, услышав ее слова, разволновался, в глазах его заблестели слезы, ему было страшно, так страшно… Он больше не мог бороться и защищать остальных, он растерянно глядел на четверых и не знал, как ему следует поступить, в нем бушевало яростное недоверие. Еще минуту назад он хотел кинуться в ноги к Нирване с криком: «Мама!» Он почему-то подумал, что это именно она, его мать, которую он никогда прежде не видел, она пришла за ним, пришла спасти его, но ее ледяные слова отпугнули мальчика. Юнец подвинул маленькую трехлетнюю малышку, путающуюся в его ногах, назад, чтобы полностью заслонить ее своим хрупким тельцем, и медленно стал пятиться. Зверь зарычал, учуяв волнение детей.

– И человек среди них тоже есть. Я людей не очень-то жалую, но и лицо не кривлю при виде них, и тебе бы не стоило, они же дети, темные, человеческие. Какая, к черту разница, они просто дети, которым нужна помощь, – тихо сказал Лютер на ухо Нирване.

Она недоверчиво глядела на ребят, взгляд ее был холоден и проницателен, но данный образ был лишь оболочкой. В душе Веды царила полная растерянность, что-то сильно шокировало Нирвану. Нет, это были не внезапно найденные дети, это было нечто другое, нечто явившееся к ней из ее далекого прошлого.

– Мы будем нужны, все мы, вы не выиграете эту войну без нас, – эти слова вдруг зазвучали в головах у четверых. Они стали боязливо переглядываться, каждый пытался понять, послышалось ему это или было взаправду.

Речь, по-видимому, принадлежала мальчишке, он сказал это не со злобой, а как ребенок, готовый сказать все что угодно лишь ради того, чтобы его приголубили, забрали из этой жути и более никогда не оставляли в одиночестве.