– Что это за твари такие? Как можно было сотворить подобное? Это демоны Банджабада сделали, так? Вот только одного не пойму: зачем им было жрать собственных союзников? Или есть в этой истории и третья сторона?

– Я думаю, что в этой истории отчасти замешаны все известные нам стороны. – Борис Время опять глубоко вздохнул. Медленно проходя подле одного из столов, он явно о чем-то думал, и явно о чем-то плохом.

– Здесь был Дуриан – единственный непойманный демон Банджабада. Он жрет людей, это его визитная карточка, я уже встречал такое, и не раз. Как только мне случается наткнуться на известие о залежах древности, я их тут же отыскиваю, но книг не нахожу, натыкаюсь только лишь на покусанные останки. Никто, кроме Дуриана, не знает событий Великой войны, есть только он и древние писания. Дуриан, конечно, никому ничего не скажет, а вот книги – они могут. Я думаю, Он задался целью уничтожить все, что может помочь нам, все подсказки. Он ждал, все тринадцать сотен лет он ждал, пока наконец ему выпадет шанс обернуть время вспять и вновь погрузить весь мир в пепел, как это было тогда, в древности.

Борис прервался, услышав приближающийся к нему шорох травы. Позади показался Лютер Волк, Время с облегчением выдохнул.

– Что-то ты долго, и почему один, где Нирвана?

– Увидел издали, что здесь бойня, решил не тянуть ее сюда, она осталась на поляне. Мы напали на след, думаю, он ведет к реке – похоже, наших кто-то предупредил, и они успели сплавить часть населения. А у вас тут что?

– Ну наконец-то хорошие новости. А у нас тут вот что. – Борис представительно показал ладонью на завершенное адское празднество. Выглядело это так, будто он описал реверанс, находясь при этом на балу, а не в эпицентре кровавой бойни. – Посмотри повнимательнее – и сразу поймешь, что у нас тут и кто…

– Я же говорил, людишки замешаны, – сказал Лютер, сделав безразличный вид, но при всем при том раздуваясь гордостью, словно говоря: «Я знал все с самого начала и ни капли не удивлен».

– Больше ни о чем тебе этот натюрморт не говорит?

Волк принял позу оценщика и, пристально глядя на сие произведение искусства, задумчиво гладил ухоженную каштановую бороду.

– Ну-у-у… я думаю, что человеческие останки в миске – это не очень красиво, не пробуждает во мне никаких нежных чувств. И еще: порой мне кажется, что ты считаешь меня туговатым, это, знаешь ли, обидно, Борис. Я понял сразу, как увидел… Что-то пробудило наши ночные страхи, опять эта трехглазая гадина вылезла из своей норы. Ай да Дуриан, ай да сволочь! Что ж ты на этот раз задумал? – сказал Волк как бы вскользь, затем последовал печальный вздох. – Тяжкие нам предстоят времена, неспроста ведь все это.

– Ладно, идемте, больше нам здесь делать нечего, да и Нирвана там одна, ждет нас, – завершил беседу Миронов.

Двигаясь по направлению к реке, Волк по-прежнему трактовал знаки, любезно предоставленные ему землей и лесом:

– Вот, видите эти следы… Они бежали к реке, падали, пока бежали, спотыкались. – Волк ткнул на очередной изъян земли, который никому, кроме него, ни о чем особенном не говорил. – Была паника, я думаю, за ними гнались. Нирвана, попробуй прикоснуться, кажется, тут что-то есть. – Лютер прижал руку жены к дереву.

Нирвана, прикоснувшись, закрыла глаза, ее зрачки вдруг забегали под покровом тонких век, видно было, как по ней хлынула волна напряжения, теперь ее пальцы впивались в широкий ствол так, будто их схватило судорогой.

– Их было очень много, – бормотала провидица, находясь в каком-то сонном бреду.

– Кого много? Скажи, что ты видишь? – встревоженно спросил Лютер.