– Что, прости? – растерянно говорит он.

Задремал, точно задремал.

– Бренную тушу убери, говорю! – незнакомка рявкнула, зверь рядом с её ногами оскалил пасть.

Или головой рехнулся, тем паче не лишится сознания перед прекрасной девой. Богиня или человек, не важно. Меньше всего хотелось опозорится перед женщиной.

Кощей смекнул, волк или нет, питомец у девки необычный. Лучше спастись, не проходя круг перерождения и возвращаясь обратно. Внутреннее чутье щекотало, предупреждая об опасности. Зверь в легкую может съесть оболочку, пока он перерождается. А она даже глазом не моргнет, по головке волка погладит и скажет какой он хороший.

– Вот, прости.

Кощей встал с места, отряхнул шаровары и рубаху от листьев и грязи. Приведи себя хоть в какой божеский вид, балбес, думал он. Она кивнула, взяла мешок, раскрыла и отдала что-то волку, тот сразу проглотил. Она садится под дерево, волк рядом.

Белая шерсть аки снег блистает на солнце, тело крупное, лапы огромные, а когти кажутся острыми. Он едва не мычит от разочарования, боясь подступится к странной женщине. Какой же из тебя бог трусливый, вот чтобы обязательно сказал Чернобог.

Она снимает капюшон, белесые кудрявые волосы разметались по плечам. Лицо аккуратно сложенное, а глаза яркими синими огоньками смотрят на него. Кощей сглотнул, схватившись за рубаху и сжал ткань, чувствуя, как сердце птицей, загнанной колотиться. Неужели это то, о чем говорила матушка? Однажды найдешь ты ту, кто будет твоей смертью на конце иглы, спрятанной в яйце, а то в сундуке, глубоко зарытое на изнанке Нави.

Шептала тогда матушка, много тысяч зим назад, гладя его по голове, топорища черные волосы.

– Ты чего глухой? – она хмурится. – Я говорю есть пойдешь? Нас зовут.

Кощей моргнул несколько раз, прогоняя наваждение и посмотрел четче на неё. Звуки мира вернулись; гомон голосов других богов, стук деревянных приборов для еды и весенняя капель. Он кивнул несколько раз, слишком быстро и странно даже для него.

– Да, да, извини. Я задумался.

Она пожала плечами, встала с земли, отряхнулась и поманила ручного зверя за собой. Кощей спохватился, засеменил следом за ней. Поравнявшись со странной девкой, наклонился чтобы спросить.

– Как тебя зовут? Я не всех богов запоминаю поименно, – шутливо улыбается он, стараясь выглядеть невинно и непринуждённо.

А в голове только слова матери о смерти на конце иглы и прошлых годах, когда он мотался по миру, неприкаянной душой ища непонятно что.

– Морена, – она улыбнулась, взглянув на него. – Для близких Мара.

Кощею почудился тонущий корабль в бурю и истощенные вопли людей, захлебнувшихся от воды в легких. В этой суматохе тонул и он, тонул глубоко и беспросветно. Это не смерть, не жизнь, а новый виток нити в полотне бесконечности, что сплетает Жива.

Куриные головешки, ведь она не пришла на масленицу! Собака мерзкая, хихикает, наверное, над ним сейчас.

Он сглотнул ком в горле, стараясь звучать уверенно:

– Приятно познакомиться. А меня зовут Кощей Бессмертный.

Шаг влево, уворот от меча противника, удар наперерез и Кощей отскакивает. Обзору мешает пустынный ветер, загораживает, лезет в глаза. Звон клинков за спиной, напоминание что бой ещё не окончился.

– Слева! – крикнул Гильгамеш.

Он успевает пригнутся, когда над головой свистит стрела. Вскидывает голову, видит темное пятно противника вдалеке на верблюде. Засада, подсказывает чутье. Это была засада. Поймать проходящий мимо караван и убить всех путников.

Бедуины готовились, бедуины знали, что здесь должен пройти караван.

Кощей отскакивает в сторону от другого удара, слышит резкий хлюпающий звук. Кинжал Гильгамеша входит в плоть вора, тот падает на землю. Мертвые остекленевшие глаза в небо устремлены.