***

 Я вздрагиваю и просыпаюсь. Подушка мокрая от слёз. С усилием отдираю голову от прилипшей наволочки. На прикроватной тумбочке стоит стакан воды. Губы пересохли и треснули. Голова кружится. Нужно попить, руки предательски трясутся, вода проливается. Губа болит, а краешек стакана бьётся об зубы.

– Я уверяю вас, это просто стресс. Она спит уже два дня. Вы должны понять, она не может получить такую оценку, все остальные экзамены она сдала успешно. – я слышу, как мама разговаривает по телефону.

«О нет, я провалила экзамен», – доходит до меня. Послышались шаги. Я подняла глаза на обеспокоенную маму в дверях.

– Прости меня, Джоан, – тихо извинилась мама, присаживаясь ко мне на кровать. Она попыталась обнять меня, я вздрогнула от прикосновений.

– Прости меня, – повторила мама со слезами на глазах.

– Хорошо, – соврала я. Нельзя так ранить и просто извиниться.

– И ты меня прости, – выдавила я из себя.

– Скоро ужин, приведи, пожалуйста, себя в порядок, – уже привычным тоном повторила мать. Со вздохом поднялась с постели и вышла на кухню.

Я не ела два дня, желудок недовольно пробурчал в подтверждение.

Я встала, пошатываясь, и поплелась в ванную комнату. Из зеркала на меня смотрело жалкое подобие человека: с грязной головой и отёкшим лицом.

На шее блестело маленькое серебряное сердечко. Я прикоснулась к украшению рукой, будто бы пыталась удостовериться, что оно настоящее. Именно оно, это небьющееся сердце, как волшебный артефакт, придавало сил. Я приняла душ, почистила зубы, распаковала чемодан косметики и старательно замаскировала недостатки.

Выбрала самое белое платье из гардероба и, как обреченный преступник, идущий на эшафот, проследовала на кухню.

Стол был накрыт, отец читал газету. Мама сидела, скрестив пальцы. Я присела напротив и накинула шелковую салфетку на платье. Мама положила пасту мне на тарелку и чмокнула меня в лоб.

– Как дела, Джоан? – поинтересовался папа, не опуская газету.

– Я провалила последний экзамен, – сообщила я, ковыряя вилкой в тарелке.

– Ок, – отреагировал отец.

– Милая, мы понимаем, что выпускные экзамены – это всегда стресс, – похоже, мама поверила в свою же историю. – Я поговорила с директором. Ты можешь пересдать в конце недели.

– Хорошо, – уподобилась я отцу в без эмоциональности, продолжая гонять макаронину по тарелке.

– И если ты сдашь хорошо, я отвезу тебя к Нэталин, – продолжила мама. – И вот ещё: тебе письмо.

Я подняла взгляд, полный надежды, пытаясь увидеть, от кого оно. Мама держала конверт в руках. Сердце затрепыхалось.

– Тогда я пойду готовиться, если вы не против, – как можно спокойнее предложила я.

– Возьми хотя бы сэндвич, – предложила мама.

***

Я еле дождалась, пока она намажет тост арахисовой пастой и удалится в свою комнату. Конверты, конечно, были вскрыты. Мама попыталась их снова заклеить, но можно было легко отличить подделку. Письмо было от Минди, а не от Джона, и это после моего признания.

«Тебе же сказали, ты была всего лишь спором!» – ликовал внутренний судья.

Минди сообщала, что Марк сделал ей предложение, и они помолвлены (с тремя восклицательными знаками в виде сердечек). Её родители счастливы, а вот родители жениха рвут и мечут. Минди говорит, что я очень здесь нужна. Мы должны подобрать мне платье в цвет галстука главного свидетеля. Этот свидетель очень ждёт меня именно для этого. Она не поедет в Нью-Йорк раньше осени, и это лето мы будем проводить в полном составе. Далее было много всего о дураках Миллерах, о том, какой нелепый Джим и как безвкусно одевается его мама.

Видимо, Нэталин успела предупредить ребят. Они замаскировали Джима под того свидетеля и отвлекли внимание мамы рассказами о бедных Миллерах.