Николенька как никто другой видел, что, в отличие от Сергея и Мити, Лёве и Маше было здесь намного тяжелее без родного тёплого взгляда. Под Рождество на одной из центральных улиц города, Проломной, Николенька договорился с устроителем праздника, весёлым петрушкой-скороходом, и, предварительно заплатив ему, попросил как бы в честь наступающего Рождества вручить подарки детям. Проснувшись утром, он сообщил, что ему приснился удивительный сон и они идут гулять в город.

– Мы, – с заговорщическим взглядом вещал старший брат, – идём сейчас с вами только вперёд. Представьте себе, что, шагая по Проломной улице, где множество прекрасных магазинов, мастерских и рестораций, мы вдруг видим, как к нам выходит петрушка, а может быть, клоун или очаровательная фея и начинает вручать подарки.

– Это вы явно загнули, дорогой братец, – скептически проговорил Серёжа.

– Ничего необычного, – возразил Митя, – как раз перед Рождеством и происходят всякие фокусы.

– Я бы поверил, если бы это случилось на балу или утреннике, но не на самой улице, где полно чужих людей.

Маша с Лёвой, слушая разговор братьев, во все глаза смотрели, не появится ли и правда неизвестный, который начнёт раздавать подарки. А Николенька продолжал вести свою группу, при этом, увидев в одной из витрин модной лавки бегающего зверька, воскликнул:

– В своей норе и хорёк хорош!

– Какой же это хорёк? Это же настоящая белка! – воскликнула радостно Маша.

– Правильно, которая грызёт орешки, тем более что в этих орешках все скорлупки золотые.

Дети обернулись. Перед ними уже стоял ряженый на ходулях с мешком за плечами. Он вмиг приблизился к ним, снял с плеча мешок и весело крикнул:

– Принимайте дары к Рождеству, я перед вами стою наяву!

Сергей, не веря своим глазам, резко крутанулся и чуть не упал. Митя с Лёвой с нескрываемым восхищением смотрели на скорохода, а Маша даже присела на корточки от удивления. Остановились и некоторые прохожие, наблюдая за происходящим. Заметив, что толпа увеличивается, ряженый мгновенно передал большую коробку Николаю и так же внезапно исчез, как и появился.

– Николя, что это? – удивлённо глядя на старшего брата, поинтересовалась Маша.

– Вернёмся домой и посмотрим, – сам как будто не понимая, что произошло, ответил старший брат.

– Мне кажется, – всё ещё сомневаясь в происшедшем, проговорил Сергей, – что здесь какой-то розыгрыш.

– Какой же вы, братец, недоверчивый.

– Но мы же не знаем, что в этом коробе!

Возвратившись домой, Николай открыл его, вынул куколку, вручил её сестре и порадовался, увидев её прежнее детское выражение, по-настоящему ту самую жизнерадостность, которая была ей присуща. С момента переезда в Казань взгляд её стал какой-то отстранённый и, общаясь с братьями, она стала не по-детски сурова и сдержанна. Даже в момент встречи тётушка Полина, увидев её, мгновенно стёрла сладкую улыбку и просто поприветствовала её.

Николенька вручил детям несколько книг. И если Лёва воскликнул от восторга, прочитав название «Чёрная курица» Погорельского, то братья к книгам отнеслись сдержаннее. Больший восторг был в тот момент, когда старший брат вручил им почти настоящие сабли и маски, и тут же завязалось настоящее сражение и беганье по всем комнатам.

Наступал 1842 год. В этом большом незнакомом городе имелось всё. Дети были сыты, обуты и одеты, но не было дорогого человека, который бы сумел их приласкать и приголубить. В будние дни за занятиями время для Лёвы пролетало незаметно. Но стоило приблизиться праздникам, как какая-то тоска наваливалась на него, он стремился где-нибудь уединиться и начинал вспоминать тётушку Туанетт, с которой было так тепло и уютно. «Бывало, – про себя вспоминал он, – забежишь к ней в комнату, она сидит с книжкой, отложит её в сторону, возьмёт со столика и достанет из одной из скляночек какую-нибудь сладость. Сосёшь конфетку или кушаешь печеньку, и уютно и сладко на сердце, и даже в классы идти не хочется. А сколько задушевных бесед было с ней, и не счесть».