Иногда меня подхватывали чужие руки. Мужские, женские. Я танцевала с одними незнакомцами, а после – с другими такими же неизвестными мне людьми.

Я не понимала ни слова из того, что они пели, но сам мотив и аккомпанемент их песен завораживал.

Пританцовывая вокруг костра, поймала на себе пристальный взгляд Шибы.

А он ничего такой, если приглядеться. Мало чем уступал Сакре. На то они и боги, наверное, что во многом хороши. Эти мощные скулы, широкие плечи, бицепсы, трицепсы. Шрамов на его теле было не счесть, но шрамы ведь только украшают мужчину.

Если он так пожирает меня глазами, пока я в бесформенной шкуре, то если бы я ее скинула…

Картинка передо мной совсем поплыла. Люди, костер, пирамида… Крики, смех, хор женских голосов на разные лады. Всего минуту назад чувствовала себя прекрасно, а сейчас накатило состояние схожее с тем, когда ты ну очень сильно перебрал с выпивкой.

И ровно в тот момент, когда я подумала, что вот-вот извергну из себя скудное содержимое желудка, Шиба рявкнул:

– Гон!

– Гон! – подхватили охотники. – Гон! Гон!

Остатки эйфории испарились одновременно с тем, как на меня вылили что-то вязкое, липкое, теплое. Субстанция залила мне лицо, пропитала мою шкуру, полилась с меня на землю ручьями.

Запах этой жижи не оставлял сомнений в ее природе.

Кровь.

Меня, твою мать, кровью облили с головы до ног! Свежей, еще сохранившей тепло тела, из которого ее выпустили.

Мерзость…

Шиба встал. Музыка резко стихла, и все, собравшиеся на игрища, в том числе и я, воззрились на бога Охоты. Местные с любопытством, я – охваченная страхом. Сильным, животным.

Уже успела позабыть, какую роль здесь играю. Жертвы. А в настоящий момент – жертвы Шибы, который способен сотворить со мной всё, что ему вздумается. Да, в случае моей смерти верховный бог его по головке не погладит, но и я вряд ли восстану из мертвых. Об этом я тоже подумала только сейчас. Как непредусмотрительно с моей стороны!

Когда мужчина заговорил, он смотрел на меня. Его голос был ровным и до дрожи спокойным.

– Сейчас начнется гон. У тебя есть время, чтобы скрыться. Ты можешь бежать так далеко, как захочешь. Можешь затаиться и надеяться, что тебя не найдут. Но если тебя поймают… ты проиграешь.

Хотелось задать один скромный вопрос. Что в таком случае делают с проигравшим?

Но не задала. Побоялась узнать ответ. Да и в горле настолько пересохло, что выдать хоть что-то членораздельное не смогла бы.

– Гон! Гон! Гон! – вновь принялась скандировать толпа, а руках некоторых из них я заметила копья и луки.

Отыскала в гуще народа Алеке, в безмолвной мольбе задержала взгляд на его лице. И, похоже, наши узы оказались недостаточно крепкими для того, чтобы краснопёрый заступился за меня.

– Гон! Гон! Гон!

Меня на этот праздник привели не для того, чтобы я повеселилась. А для того, чтобы повеселились все остальные. Партнеры для танцев в одночасье превратились в чудовищ, возжелавших погонять меня по лесу как беззащитную лань, а после всадить мне копье под ребра.

– Чего же ты стоишь? – вновь обратился ко мне Шиба, криво усмехнувшись. – Беги.

И я побежала. Сорвалась с места и бросилась туда, куда глаза глядели. В темноте, не разбирая дороги. Куда угодно, только подальше отсюда. От этих дикарей и пламени костра, взвивавшегося к небу.

Я даже не догадывалась, какую фору мне дадут. Пять минут? Десять? Полчаса? От меня свежей кровью за километр несло, а в профессиональных навыках этих охотников я почему-то не сомневалась ни на йоту. Как бы далеко ни убежала, как бы глубоко ни схоронилась – найдут. Тогда я проиграю. А что здесь делают с проигравшими – хрен его знает, но проверять не очень-то и хочется.