– Тайна.

– Тайна… У тебя проблемы с наркотиками? Тебе угрожают? Ты с кем-то встречаешься? С кем-то, с кем нельзя встречаться?

Марина дернулась. Тогда Марк успокаивающе зашипел, возвращая ее голову на грудь. Марина смотрела на пол, понимая, что не сможет отнекиваться, если еще хоть минуту простоит так.

– Это Анисимов?

– Марк, не надо. Я со всем разберусь. Мне нужно немного времени.

– Сколько? Ты с корпоратива подбитая, шугаешься всех. Даже меня.

Тело Марины странным образом реагировало на упоминание о той ночи. Оно сжималось и подрагивало. Находясь рядом, не заметить этого было невозможно. Марк замер, понимая, что ответ все время был на поверхности.

– Это Левицкий? – Это был не то вопрос, не то утверждение.

Когда до раскрытия тайны остается мгновение, все вокруг искрится напряжением. Марина, которая фантазировала о побеге и спасении, теперь боялась пошевелиться. И Марк, который гнался за ответом, теперь тоже, кажется, был напуган.

– Что он сделал?

Марина отстранилась. В глаза сразу бросилось огромное, медленно расплывающееся темно-серое пятно на толстовке. Она затравленно оглядела комнату и внезапно даже для самой себя сказала:

– Делает.

– Что делает? Мариночка, ты просто расскажи, и я все решу. Я решу. Ладно? Хорошо?

Было трудно понять, кого он успокаивал: себя или Марину, которая без конца кивала, закрыв ладонью рот.

Первая булавка под подбородком. Ввожу ее медленно, чтобы не оставить затяжек. Вторая на макушке фиксирует драпировку. Третья у правого виска: кончик иглы прячу под свободный хвостик платка. Поправляю складки непослушного шелка, проверяя каждое острие пальцем. Синий цвет хоть и подчеркивает синяки под глазами, но на смуглой коже выглядит просто невероятно. Ощущаю себя индийской принцессой, когда поворачиваюсь в профиль к зеркалу и очерчиваю горбинку на носу. В голову лезут воспоминания, перемешанные со злостью, обидой и тоской.

Дедушкина душа.

Делаю фото и посылаю в семейный чат, ожидая шквал сообщений с наставлениями, комплиментами и предостережениями.

Расти в кавказской семье – это самое прискорбное приключение юности. До совершеннолетия братья считали своим долгом отравлять мою жизнь, отгоняя всех парней. А на восемнадцатый день рождения приволокли свататься соседского мальчишку. Разумеется, после моего ответа случился страшный скандал. Старший брат кричал громче всех. Ибрагим так покраснел, что его редкие усики стали казаться гуще. Мама носилась по кухне, размахивая полотенцем, тетя Сусанна вцепилась в мое плечо, причитая и охая. А я молча сидела в желтом праздничном колпачке, глядя на остывший хинкал. Единственный, кто излучал спокойствие, – буба. Он выключил звук у телевизора и громко отхлебнул чай из большой кружки.

– Нура, ты больно самостоятельная стала, да? – продолжал Ибрагим.

– Ты человека хорошего прогнала зачем? Козочка, он ведь порядочный парень, семья хорошая, жили бы рядышком с нами. Давай вернем! Присмотрись, да, еще раз, – тетя ослабила хватку.

– Нет.

– Йа Аллах. Коза упрямая! Что ты там ищешь? Москва – не Россия. Ты там ничего не найдешь. Тут все знакомо, родители рядом, дом есть, еда. Что тебе надо еще?

– Тетя, вы не знали? Нура – звезда, журналистка, ведущая… – Ибрагим махнул рукой прямо перед моим носом. – Двух слов связать не можешь! Дома сиди. Не позорься и нас не позорь, ахмакъ.

В тот момент у меня так чудовищно свело скулы и запищало в ушах, что я даже взгляд поднять не могла. Бубашка поставил передо мной блюдце с толстым куском хлеба, щедро политым кизиловым вареньем. Я одним движением запихнула бутерброд в рот, чудом не подавившись.