– Марин, я на дурака похож?

– Если честно, то немного.

– Да что с тобой не так? Я понять не могу, – голос его стал громче и грубее.

– Все хорошо.

– Поэтому ты уже третий раз переставляешь книги на полке и протираешь их от пыли? Так выглядит «хорошо»?

– Я просто люблю убираться.

– Ты? – Он засмеялся. – Извини, конечно, но ты даже в расписание свое забываешь включать уборку.

– Марк, я просто…

– Что? Заболела или устала?

– Подай Набокова, пожалуйста.

Марк обреченно уставился на неровную пеструю стопку, достал голубой сборник рассказов, затем поднялся и очень спокойно сказал:

– Так, знаешь что? Я, может, и не лучший парень в универе, в Москве или где-то там еще, я это понимаю. Но я ехал всю ночь в этом идиотском вагоне без кондиционера и биотуалета, просто чтобы увидеть тебя. – Он глубоко вздохнул, вложил ей в руку книжку, вернулся к креслу и продолжил, уже не сдерживаясь: – Из очевидного, Маринад: ты мне нравишься. Думаю, это было понятно давно. Но если вдруг тебе не понятно, то повторюсь: ты мне нравишься. Вот. Из очевидного также и то, что я тебе – нет. Но ты даже не можешь мне сказать, что я иду мимо! Ты, блин, протираешь книги в третий раз, лишь бы на меня не смотреть!

Он снял с батареи мокрые носки, запихал их в карман толстовки и принялся зашнуровывать кеды. Стопы липли к влажным стелькам, отчего те сбивались. Он схватил кеды и подошел к двери.

– И не собираюсь я с тобой «Сумерки» смотреть, понятно? Вообще, держись от меня подальше. Ты могла бы сразу сказать, чтобы я не придумывал там себе ничего.

– Сказать что?

Он кинул обувь на пол маленькой прихожей, пытаясь еще раз втиснуть ногу.

– Что я тебе – нет!

– Но ты мне – да.

– Опять ты со своей жалостью.

Марина пыталась унять дрожь в подбородке. Она вытянулась как струнка и сжала ладони в кулаки, не позволяя себе шелохнуться.

– Я никогда тебя не жалела, я просто не думала…

– Да дебильные кеды! – Он пнул обувь, навалился на входную дверь и вышел в коридор босиком.

Совсем скоро шаги Марка стихли. Марина не отрываясь смотрела на открытые двери, ощущая, как несколько слезинок начали бег. Она пыталась понять, как за месяц все ее мечты обратились в кошмар. Почему она всегда плачет тихо? И существует ли предел, после которого она сможет разрыдаться в голос?

Она медленно закрыла веки, и слезы торопливо полились по обеим щекам, смешиваясь и путаясь. Она слышала, как бешено колотится сердце, гоняя кровь по телу, чувствовала жар в кулаках. И думала, как исправить это. Можно ли вообще исправить это? Почему никто не говорит, что делать, когда тебя насилуют? И считается ли это насилием, ведь она соглашалась на встречи?

Обида больно ущипнула, вызывая неприятную пустоту в животе. К горлу подступила тошнота. Марина продолжала стоять с закрытыми глазами, из которых беспрерывно лились слезы. Нос уткнулся в мягкую ткань, пахнущую мятной жвачкой и поездом.

– Марина, просто скажи, что происходит? – прошептал Марк.

Вместо ответа она прижалась лбом к его груди и бесшумно разрыдалась. Марк стоял неподвижно, дыша через раз. Он и впрямь собирался уйти. Но не смог. С Мариной явно было что-то не так. И больше остального его пугало неведение.

– Пожалуйста, я с ума сойду.

– Обними меня, – прошептала Марина.

Он покорно выполнил просьбу.

– Ты месяц сама не своя. Я ведь не дурак, а притворяюсь. Я все вижу. Кто-то умер?

Она отрицательно покачала головой.

– Умирает?

– Марк, не надо. Я не хочу врать, но и сказать не смогу…

– Ты ведь знаешь, что я не оставлю это? Особенно теперь. У тебя проблемы? Это секрет? – Он положил руку ей на голову и начал медленно гладить по волосам, изучая ее реакцию.