Но самое страшное ждало впереди, когда Тишайя, по праву гордившаяся своей редкой красотой смогла – в сопровождении сиделки – подойти к зеркалу.
Тело, за обладание которым мужчины готовы были рвать друг друга зубами, теперь уродовали багровые, дышащие жаром и истекающие гноем рубцы. Один – кривой от левой груди и до ключицы. Второй – ровный, горизонтальный, идущий через плоский животик. К этому добавилась изуродованная рука и многочисленные синяки, ссадины и порезы.
Умом она понимала, что если удастся выкарабкаться, то раны заживут, оставив шрамы, синяки сойдут, а порезы со ссадинами – так это вообще ерунда. Но то ум.
Тишайя до сих пор не могла понять, каким образом Антэрн узнал о том, что она собиралась сделать, и ворвался в комнату за несколько мгновений до того, как трясущаяся от лихорадки и дико ревущая женщина пронзила себе сердце кинжалом. Мечей у нее не осталось, Псы забрали их в качестве трофея.
Антэрн не только перехватил руку, готовую прервать непутевую жизнь, но и сумел успокоить, найти нужные слова. Он предложил сделку: если в течение месяцев, что потребуются Тишайе для восстановления, он не вернет мечи, то та вольна распоряжаться своей судьбой, как пожелает. В противном случае она поклянется, именем отца и матери, что найдет в себе силы остаться в этом мире.
Именно этого Тишайе и не хватало – человека, который не отвернулся и остался рядом, хотя, в общем-то, делать ему этого было совершенно незачем. И пусть на словах ее ответ вышел резким и грубым, в душе девушка благословляла странного воина. И он это понял.
Уже на следующую ночь Антэрн пропал, а Серебряная Молния, давшая зарок победить болезнь, вступила в смертельную схватку с лихорадкой. Она то проваливалась в забытье, несущее кошмары, то возвращалась к боли, разрывавшей тело. Это оказался тяжелейший бой в ее жизни, победить в котором, казалось, не получится – гной тек из ран, не переставая, а жар удавалось сбить лишь ценой неимоверных усилий. Но дни шли, сменяя друг друга, и мало-помалу мечница стала выздоравливать.
Она превратилась в скелет – пародию на саму себя годичной давности, но упорно цеплялась за жизнь. А затем Антэрн вернулся.
Он пришел, как ни в чем не бывало, все такой же спокойный и замкнутый, и протянул ей два драгоценных клинка – подарок самого короля. К мечам прилагались пять десятков гниющих голов, сгруженных в телегу. Кошмарную пирамиду венчала изуродованная предсмертной мукой голова Овчарки.
Об этой страшной резне сложили настоящие легенды, но правды не знал почти никто. С тех пор Тишайя поклялась, что во всем станет помогать своему такому неожиданному и, возможно, единственному другу.
«Человеку, которого я люблю всем сердцем», – подумала воительница. – «Человеку, которого такая как я попросту недостойна.
– Вот, собственно, и все, – закончила она. – С тех пор я взялась за ум, вложила деньги, которые сумела накопить, пока была молода и известна в дело. К счастью, тогда я промотала не все.
– Кстати, если ты хоть кому-нибудь скажешь, что это я прикончил всех Псов, убью, – без намека на шутку вымолвил Антэрн.
– Я понял, – поспешил согласиться Риис. – Госпожа, поведай, что стало с твоими родными?
– Они живы и даже счастливы, я встречалась с отцом, матерью и сестрами – пришла вымаливать прощение, но этого не потребовалось, – голос Тишайи задрожал. – Родные обрадовались, просто увидев меня живой, ведь Псы раструбили о своей великой победе по всем королевствам. Конечно, я не говорила им, что теперь содержу бордель, сказала, что нашла себе достойного мужа из дворян, и живу припеваючи и что мама была права. Помогла всем деньгами – они не бедствуют, но ты сам понимаешь, десяток золотых еще никому и никогда не вредил.