«История искусств» – это легкое снотворное после тяжелых трудов на поприще рисунка и живописи. Душу греет, что урок последний и пролетает быстро – успевай только записывать в тетрадку.

Но вдруг что-нибудь зацепится в голове, набитой всякой всячиной, нелогичной, сумбурной, цветастой, но вполне обычной для двенадцатилетней девчонки…

Я, по крайней мере, уловила мысль учительницы, что каждый выбирает своё призвание среди океана возможностей.

Кто-то станет преподавать детям прекрасное. Здесь я презрительно фыркнула: ну, уж это никогда! Терять время на таких, как мы?

Учительница скептически посмотрела на меня и продолжала:

– А кто-то дорастет до монументальной живописи.

Здесь мы с Ритой и Аней важно переглянулись, распираемые тайной. Звонок превратил будущих гениев искусства в чемпионов забега по пересеченной местности: класс, лестница, коридор, тугая дверь и…

Полосы закатного солнечного света, оранжевые на горячем асфальте… Сиреневые тени от кипарисов и пальм… Золотое сияние над морем, к которому мы хоть на 5 минут ритуально спешили после «художки»…

Над горизонтом висело огромное облако-голова. Лимонные и лиловые перья венчали шлем. Просветы синих туч похожи на глаза. Пышные усы возлежали вдоль горизонта. Маленькая лодочка с парусом, как человечек с белым флагом, робко стоящий перед этим чудом.

И густой запах вечернего моря, свежий, соленый, влажный.

– Воздух счастья… – тихо произносит Анька. И мы срываемся с места и хохочем. У нас впереди важное и почетное дело, но часик тёплого южного вечера безраздельно наш.

Вначале мы бежим к речке, впадающей в море. Скинув обувь, босиком по твердой, ещё не остывшей гальке, добегаем до песчаной косы, подняв в воздух сотни крикливых чаек.

– Смотри, это наш класс на перемене! – смеюсь я. Потом мы бредем вдоль реки к заброшенному Парку аттракционов. Здесь, у берега, растёт камыш-рогоз и одиноко ржавеет будка бывшей кассы парка аттракционов.

Анька забирается в неё и кричит:

– Покупайте билеты на качели!

Старые, проржавевшие качели-лодочки ужасно скрипят. Мы, конечно, знаем, что качаться опасно. Но всё равно взлетаем под самые небеса. Аккуратная причёска Риты растрепалась, у меня в коленках дрожь, а в сердце восторг и счастье. Как легко быть счастливым в детстве!

Полнота детского бытия проста и непредсказуема. Монетка, сверкнувшая рыбкой на песке после шторма… хорошая книга… своё имя, которое друзья кричат под окном, вызывая погулять… – мало ли ещё чего… необъяснимо, но так чудесно!

Анькины крики привлекли стаю бродячих собак. Это её команда. Завести собаку в квартире не разрешила мама, но Аня никогда не выходит из дома без еды для мохнатых друзей. В её карманах лежат куски колбасы, засохшего сыра и хлеба.

Мальчишки удивлённо принюхиваются, когда Анька вешает плащик в раздевалке. Вот сейчас её руки гладят присмиревших, подобревших псов, достают эти кусочки, делят поровну, чтобы всем хватило.

Какой же любовью платят эти суровые лохматые бродяги за внимание! Когда мы с Ритой подходим, и нам достается приветливых тычков мокрого носа в ладонь, собачьих улыбок, прыжков на грудь и припаданий к ногам.

Но мы спешим: по пути надо ещё поесть плодов конфетного дерева. Мы знаем все переулочки нашего южного городка и как-то наткнулись на редкое растение, которое до этого видели в ботаническом саду. Концы веток у дерева утолщённые, мягкие и напоминают по вкусу сушёные сладкие финики.

Ритуля, самая серьёзная и основательная из нас, вызнала название реликта: «говения сладкая». А ещё её называют японским изюмным деревом, потому что на вкус и вправду напоминает изюм.