– Ты должен был умереть в степи, – раздался голос. Но губы существа не шевелились. Слова возникали прямо в голове Драгомира, будто прорастали сквозь череп.

Воин почувствовал, как его собственные рёбра сжались в ответ.

– Но она тебя починила.

Костоправка съёжилась, её берёстовое платье зашуршало, как осенняя листва.

Драгомир потянулся к мечу, но клинок не издал ни звука. Он был холодным и мёртвым, как обычный кусок железа.

Хранитель Древа медленно повернул голову. Его глаза – тёмные, как смоль, без белков и зрачков – остановились на груди воина.

– Ты носишь его ключ, но потерял свой.

Одно из корневидных пальцев протянулось и коснулось шрама на груди Драгомира.

Боль, острая, как зимний ветер, пронзила его, вырывая из памяти образ:

Мальчишка у костра. Человек в рогатом шлеме кладёт руку ему на плечо. «Ты будешь моим мостом». Нож, сверкнувший в огне…

Драгомир застонал, хватаясь за голову.

– Где моё ребро?

Хранитель развёл руками. Его грудная клетка разошлась, как врата, открывая взору тринадцать костей, подвешенных на жилах.

Одна – с вырезанным волчьим клыком – пульсировала, словно живая.

– Оно никогда не было твоим.

Тень за спиной Драгомира шевельнулась.

Колокол в груди Хранителя дрогнул, издав звук, от которого задрожала земля под ногами.

– Время платить.

Костоправка вдруг вскочила, её платье рассыпалось, обнажая тело, покрытое шрамами-швами.

– Я заберу своё! – взвизгнула она и бросилась к Хранителю.

Её пальцы впились в пульсирующее ребро.

Древо застонало.

Корни ожили, с хрустом ломая кости старухи, но она не отпускала.

– Драгомир! – её голос стал молодым, почти детским. – Вспомни! Вспомни! – закричала Костоправка.

И он вспомнил.

Женщину с красивыми глазами цвета синего янтаря. Её руки, зашивающие рану на его боку. «Ты будешь жить, сынок. Но забудешь…»

– Мать?

Костоправка обернулась. Её лицо было теперь гладким, без морщин, но глаза… Глаза остались старыми.

– Беги!

Корни сомкнулись над ней, как челюсти, хранитель взревел, медный колокол забился, как раненая птица.

Драгомир почувствовал, как что-то тянет его назад – его собственная тень обвила его, как плащ.

– Не сейчас, – прошипел он и вырвался.

Меч на поясе вдруг запел снова, но теперь это был не один голос, а множество – все те, кто когда-то держал его в руках.

Он выхватил клинок и ударил.

Не по Хранителю, по корню, связывающему его с землёй.

Древо взвыло. Тьма сгустилась. Вспышка погасила его сознание.

Драгомир очнулся на краю воронки, рядом лежал «Зов Туманов», покрытый инеем.

Где-то внизу, в глубине, что-то стонало.

Он поднял меч и увидел, на лезвии, там, где раньше были прожилки, теперь явственно проступал силуэт дерева с рваными корнями.

А у его ног лежали клочья бересты и ещё игла, та самая игла, что когда-то забрала его смерть.

Рассвет застал Драгомира у Чёрного камня – древнего алтаря на окраине Костяной Горы. В руках он перебирал иглу Костоправки, которая теплела при каждом порыве ветра с севера.

Меч лежал на мшистой плите, иней на клинке сложился в руну «Айнуз» – знак памяти.

– Ты знал её, – прошептал Драгомир, проводя пальцем по гравировке.

В ответ клинок издал звук, похожий на всхлип.

Из леса вышла девчонка лет двенадцати с ведром клюквы. Увидев воина, она замедлила шаг, но не убежала.

– Тебя зовут на совет, – сказала она, показывая на дымок из трубы дома старейшины. – Волчий Зуб умер. А перед смертью…

Она провела пальцем по горлу, оставив синюю полосу – точь-в-точь как трещины на коже тех, кто превратился.

– Что ещё?

– Говорил, будто видел женщину в бересте. Она… – девочка облизала губы, – вырастала из стены, как гриб.

Игла в руке Драгомира дёрнулась, будто живая.