не будет, а мир останется таким же равнодушно спешащим по своим делам, люди и дальше будут ходить на работу, воевать, убивать и лгать, прощать, предавать и влюбляться. Но тебя больше не будет. Никогда. Не останется ни мыслей, ни воспоминаний. Ничего. Получается мы все живем зря, заведомо зная, что все, чтобы мы не создали – семья, любовь и искусство – все это поглотит ненасытная алчная пустота. Все канет в небытие, исчезнет, не оставив и праха. Будто ничего и не было. И на месте нашего мира однажды останется бесконечно огромная пустота. Беззвучная и бесформенная. Конец неизбежен за счет того, что имеет начало. То же что не имеет начала, не имеет и конца, а значит его бы и не существовало, и ему никогда не грозила бы смерть. И строки, которые сейчас кропотливо выводит его рука, вкладывая в них всю боль и злость, всю надежду и радость, весь смысл и все его существо – все это исчезнет бесследно, его труд так напрасен! Тот, кто создал наш мир выбрал самую изощренную и утонченную пытку для человеческого сознания непримитивного, для творца, способного по достоинству оценить творение другого творца и влюбившегося в это творение – в мир. В мир, который должен, нет, в мир, который обречен исчезнуть. Так глупо и бесполезно, словно эксперимент для хладнокровного ученого с бездушным безразличием, отстраненно наблюдающего за тем, как копашатся в его террариуме муравьи.

Factus est deus homo ut homo fieret deus^>22

Много лет назад.

Домианос стоял у стен деревенского кладбища, где мертвые окружили ветхую церковь с еще живыми. Земля удушливым и тяжелым коконом чернозема укутала своих детищ. Дабы те смогли обрести легкость бабочек, избавившись от лишней мясной шелухи. А затем стать пеплом. Таким же невесомым и легким, как пыльца цветов, выросших на их могилах. Без крестов и надгробий у него под ногами покоились семеро его мертвых братьев, мать и отец. Вьюга усилилась и снежные хлопья все падали с равнодушного пустого неба на землю, покрывая ее сугробами и отделяя тела мертвой семьи юноши от него самого все дальше и дальше. Все дальше и дальше… Он почувствовал, как мир вокруг становится четким и неясным. Метель ли это, смягчающая очертания вещей, или же слезы, застилающие его глаза? Единственный источник света в этом глухом беспробудном мраке. Трясущиеся руки закрыли собой лицо.

 «Кто даст мне отдохнуть в Тебе? Кто даст, чтобы вошел Ты в сердце мое и опьянил его так, чтобы забыл я все зло свое и обнял единое благо свое, Тебя? «…» Скажи душе моей: Я – спасение твое. «…» Я побегу на этот голос и застигну Тебя. Не скрывай от меня лица Твоего: умру я, не умру, но пусть увижу его». – Аврелий Августин, Исповедь.

– Господи, где же ты был, когда я находился в этом аду?.. Почему не пожелал вытащить меня оттуда?.. Почему не спас?

 Но ответом ему стал лишь рев январской стужи и царапающие разгоряченное лицо осколки льда, летящие в него со всех сторон. Домианос задавал этот вопрос Богу изо дня в день, когда отец, впадая в неистовство пинал его братьев сапогами до сломанных ребер и внутренних гематом. Он задавал этот вопрос Богу из ночи в ночь, когда его родная мать с равнодушием и отчужденностью отворачивалась от него, когда отец выбивал ему зубы и спускал на него своих злобных псов. Он задавал этот вопрос Богу каждый раз, когда очередной член его семьи закрывал глаза на его боль, страх и одиночество. Он неустанно задавал Богу этот вопрос, лежа на холодном полу, по которому бегали крысы, согнувшись пополам от скручивающего его органы лютого голода. Каждый раз, когда отец выкидывал больного простудой Домианоса на мороз, обливая его ледяной водой и крича оскорбления. Однако он ни разу не получил ответа. Ответом Бога всегда была тишина. Быть может, Бог любил его отца больше? Быть может, считал его поступки правильными и молчаливо и одобрительно взирал на его действия с недосягаемой небесной высоты, гордясь своим сыном? Домианос не знал этого. Однако он знал другое. Что существует боль. И только боль все эти годы заставляла его чувствовать себя по-настоящему живым. Он знал, что этот мир холоден, равнодушен и несправедлив. Знал, что такое жестокость, насилие и одиночество. Знал, что мир делится на сильных – таких как его отец, и на слабых – таких как он сам, его мать и братья. Тогда Домианос решил стать сильным и больше никогда не испытывать той боли и лишений, каких испытывал из-за своей слабости.