Снежа с Марьей сотворили дополнительные шесты, каждому по шесту – вот она, магия в быту. Ну, кроме Марьи: в силу беременности она ни пила, ни крутилась, но заявила, что после родов устроит такое, что сегодняшнее – только разминка.

Парни показывали базовые движения, мы повторяли. Волосы – в хвост, юбки – в стороны, самоирония – в бой. Лучше всех, как оказалось, выходило у Нели. Та, оказывается, в прошлом и моделью была, и у амазонок в стрип-пластику баловалась. Второе место – у меня и Снежи. Менее стеснительные, видимо, гормоны помогали. А вот Настя с Алёной… эх, воспитание отцов-богатырей, даже в танце сдерживает.

В конце тренировки парни потребовали реванш. Три танца от них – и ни одного от нас? Нечестно!

Настя с Алёной сразу взяли самоотвод. «Мужья не одобрят», – хором. Я, конечно, попыталась убедить Настю:

– У тебя Яр вообще ещё не муж!

Но та в ответ упрямо поджала губы, словно я предложила ей выйти замуж за русалку.

Белоснела так рвалась в бой, что я начала опасаться за сцену. Но её быстро отодвинули: дескать, муж суров, парням лица жалко. Снеже тоже не разрешили – «маленькая ещё». Она, конечно, зашипела, но Неля шепнула ей что-то на ухо, после чего Снежана вдруг стала очень покладистой. Подозреваю, там было что-то про дисциплину и наказание.

Осталась я. И, к удивлению, совсем не возражала. Возможно, дело было в последней бутылке вина, которую я пригубила… ну как пригубила – почти залпом, как храбрый рыцарь перед казнью. Но душа рвалась в пляс, тело – в танец, и мир, казалось, замирал, ожидая шоу.

Парни устроили «камень-ножницы-бумага». Победил Гена. Он, сияя, как жар-птица после шампуня, уселся на сцену, притащив с собой стул. А музыку включил Женя.

С первых нот Joe Cocker – «You Can Leave Your Hat On» меня словно окатила волна страсти и позора. Я изогнулась, будто кошка, распустила волосы, и они рассыпались по плечам, как золотые струи. Провела рукой от туфель до бедра, шагнула, повернулась, села на колени перед Геной. Его лицо выражало ту самую степень удивления, за которую в сказках обычно дают королевство и половину дракона.

Я подмигнула, встала, шагнула, бедра двигались сами собой, как будто в них поселились духи джунглей. Аплодисменты и свист были как мёд для ушей. Возвращаясь, я села на его колени, наши лица оказались на одном уровне. Его руки – на моей талии. Я трясла бедрами, как могла, – не профессионалка, конечно, но и не безнадежный гном.

Когда музыка достигла нужного момента, я запрокинулась назад, почти доставая руками до пола…

И – тишина. Музыка выключилась.

– Эй! Ребят, вы чего?! – возмутилась я, пытаясь сохранить танцевальный кураж. И открыла глаза.

Лучше бы не открывала.

Передо мной, перевёрнутый, с лицом, будто его только что вытащили из горящего болота, стоял Кощеев Дима. Глаза красные, желваки ходят, в руке – кулак, второй – тоже. Я соскочила с Гениных колен за секунду, но платье трогать не стала. Пусть смотрит! Он, между прочим, был на мальчишнике. А там, если верить Снеже, Золотея вообще вешалась на него, как мантия на колдунью! Так что нечего меня укорять!

Скрестив руки под грудью, я смотрела не на него, а мимо. Ну, чтобы не показать, что в груди неприятно кольнуло от мысли, что он мог быть с кем-то. Не должен был. А вдруг?

В зале воцарилась гробовая тишина. Кощеев явился не один. В толпе я разглядела Серёгу, Ярика… лица вытянутые, как будто увидели Лешего в бикини.

Девочки краснели, бледнели, теряли остатки достоинства. Лишь Марья стояла гордо, как царевна, осуждающе глядя на мужчину, которого держали под руки. А вот Неля – она уже начала пятиться. И не зря! Из толпы на неё смотрел он – высокий, широкоплечий, красивый так, что даже я почувствовала, как волосы на затылке шевельнулись. Глаза – ярко-зеленые, как изумруды из сокровищницы дракона, смотрели прямо на неё. И в этом взгляде было всё: и ярость, и забота, и тревога, и угроза, и… предвкушение погони.