– Он просто выходил из себя – ужас! Велел дать тебе телеграмму.

Приказал Нине Аверьяновне готовить приказ об отчислении. Таня, Таня, какой у тебя измученный вид! Почему ты не любишь себя? Его больше любишь?

Следующим днём был четверг – семинар. Я сразу же пошла к Сорокину.

– Ты уже здесь? Быстро обернулась!

Не предложив мне присесть, вперился долгим тяжёлым взглядом.

– Я тебя не отчислю, конечно. Межиров очень просил. Но хоть немного подумай о своей судьбе, курья твоя голова! Мы тебя включили в делегацию для поездки в Казахстан на 30-летие освоения целины. Лес-невский только тебя назвал для встречи с современными литературными критиками в ЦДЛ, а ты… Может, зазвездилась?

– Нет, Валентин Васильевич!

– Молчи! Даже непробиваемая Нина Аверьяновна тебя защищает. – И вдруг помягчел, сказал: – Садись. Рукописи-то куда-нибудь пристроила?

– Пока только в «Советский писатель».

– Надо в «Современник» пробиться. Я позвоню.

Милый Валентин Васильевич, я столько видела холодного равнодушия к себе, была готова к худшему, а вы… Да и не стою я такого милосердия!

– Можно идти?

– Иди, думай о поездке в Казахстан, готовь стихи.

– А когда вылетать?

– Не скоро ещё, в июне. Сразу после сессии. Но состав делегации уже утверждён.

Семинар в этот день вёл Лесневский, но мне совсем не хотелось говорить о стихах. Душа рвалась на улицу, в апрельскую Москву. За последние дни столько всего произошло, столько вопросов осталось без ответа. И никто ведь не гнал – сама загнала себя. Хотелось дышать ранней весной, выспаться наконец, съесть горячего супа. А Станислав Стефанович проводил монотонные аналогии стихов Мишки Андреева с ранним Заболоцким. Ужас! Какие здесь могут быть аналогии?

После семинара попросила Мзию:

– Свари, пожалуйста, супчика… У меня душа в полном надрыве. Слава богу, Сорокин меня пожалел. Я уж не думала, что выкручусь.

– А Вася-то что? Денег дал на обратную дорогу?

– Откуда у него деньги? Исхудал весь. Ждёт подкормки из Москвы. Представляешь, пошлю ему коробку с проводницей, а он идёт встречать передачу в сопровождении ещё троих обормотов, таких же голодных бедолаг. Чуть ли не всё сразу и съедается. Мзия, не дави на больное! Ну, не могу я включить эгоистку, не умею.

– Вижу-вижу! Сейчас буду суп тебе стряпать, с варёной колбаской, но по-грузински.

В общежитии столкнулись с Федей Камаловым.

– Подруги, вы что такие грустные?

– Ой, Федя! Татьяну чуть с ВЛК не отчислили, за прогулы.

– А кто из наших не прогуливает? Опять, что ли, к Макееву летала? Вот повезло мужику!

– У него день рождения был.

– Ну и что?

– Ну и то! Надо же было стол накрыть, гостей принять. А кто, кроме меня?

– Дура ты, Танька! Ему надо – сам бы и летал к тебе. Мы бы тут ему накрыли!.. – и захохотал.

– Федь, не знаешь, где денег заработать?

– Знаю. Лететь на заработки от ЦК комсомола – хоть на Север, хоть на Восток. В Сочи точно не пошлют. Могу посодействовать.

Фёдор Камалов был интересной личностью. Сам татарин, приехал из Ташкента, пишет по-русски. С юности начал печатать свои рассказики в «Пионерской правде», потом в «Комсомолке». Опекал трудную пацанву, играя с ними не то в «Зарницу», не то в индейцев. Комсомольские органы возвели эти игры в ранг организованных фестивалей с некоторым даже бюджетом. Отсюда и связи Камалова в ЦК комсомола! Как человек Федя был ясным и простым, без хитринки и подлинки. Я поверила его словам.

Через несколько дней он протянул мне листок: отдел, инструктор, телефоны – полный набор контактных данных.

– Тань, я позвонил. Мне обещали рассмотреть твою заявку. Только направление нужно взять на ВЛК, топай к Сорокину.