Ему чуждо всё вокруг, к сердцу ближе лишь футбол и мысли, опережающие будущее. Всё это буквально распирало героя изнутри. Чуриков направил свой зоркий взгляд по длинному проспекту в сторону дома, что находился вблизи метро «Проспект Просвещения». Оставалось скользить по рельсам уже менее пятнадцати минут.

Как же он себе воображал… Представлял пустую квартирку, находящуюся полностью в его распоряжении, новый телевизор с лучшим качеством, банка свежего кваса и полосатики, и сушёные кальмары, и сухарей две пачки – готов на все сто! Сам восседает на длинном диване за небольшим деревянным раскладным столом. Картина выстроилась чёткой, оставалось превратить её в реальность. К тому же продукты куплены и шуршат рядом в пакетах у ног героя.

Дорога растянулась от института им. Отта до самого Шостаковича. В дороге он читал, либо же в редких случаях трудился над домашним заданием и повторял пройденное. Весной Чуриков начал водить пальцем по строкам «Белой гвардии» Булгакова. Его внимание сразу же привлекло любимое описание обстановки: ты сидишь, укутавшись в тёплый плед перед камином, пока за окном бушует вьюга, с чашкой чая, немного согревающий природу. Более того наш герой увлекался историей, что многое говорит о предпочтениях студента. Следующая перевёрнутая страница вызывала мурашки у гинеколога. Читал он исключительно пожелтевшие с годами книги, ведь они словно обладали волшебной аурой, которая манила и окунала в происходящее целиком.

Только вот Чуриков закрыл чтиво, уложил в передний карман ранца, схватился за ручки пакетов и подошёл, держась локтевой ямочкой за поручень, к стальным дверям. Двери распахнулись перед ним. Он сошёл с «55»-го и перешёл через дорогу к памятнику человеку, чьему имени принадлежит данная улица. Дом уже был недалеко!

Спустя три заворота и семь лестничных пролётов Саша ожидал увидеть нечто иное! То ли от гнева, то ли от разочарования, то ли от солянки всех чувств Чуриков выронил пакеты и бросился барабанить в чёрную деревянную дверь с глазком на уровне глаз врача, приговаривая, не скупясь на самые грубые и воистину творческие выражения. Двадцать четыре раза он послал соседа на «три советские», семь чего-то про мамку сожителя, пятнадцать изящных прилагательных на букву «ё» или «е» да всяких гинекологических терминов в придачу, лишь единожды прозвучало: «Кобель!» Подставленный в такой день, Сашка прильнул спиной к стене и перечитал написанное на бумажке, что сорвал герой с ручки: «Дорогой мой дружище, не серчай! В отличие от тебя у меня женщин не так много, а дык эта просто загляденье! Прости. Знаю про футбол, потому зарезервировал тебе столик в баре по адресу ***. Там хороший большой экран, чёткая графика да и еды сколько захочешь. Ещё раз прошу прощения, мой друг!»

Хорошо, что Чуриков со второй попытки добрался до конца. Напряжение потихоньку спадало, правда мысли о предстоящем прекрасном вечере разбились вдребезги, затем остатки сожгли, а пепел развеяли по ветру. Спасибо хоть на том, что, пока что, друг позаботился мало-мальски о нём. Вот место для того заказал, особое обслуживание. С другой стороны, накупленные продукты можно будет есть на протяжении пары троек дней и не ходить в магазин. Найденное драгоценное время можно потратить действительно с пользой и написать диссертацию…

– Напишу хоть ему, что продукты оставил возле двери,– произнёс вслух Чуриков, доставая телефон.– А этот олень не догадался позвонить?

– День не задался?– послышался добрый, спокойный голос мужчины Чуриковых лет.

– Даже и говорить не хочу. Друг, с которым мы делим каждый день одну кастрюлю супа, да и, в принципе, всё, вставил мне в задницу такооой!– Странные жесты руками.– Хоть о вазелине позаботился,– дописывал сообщение Саша соседу.