«Еще метров на сто подойдут, и надо открывать огонь», – подумал Алексей и, выставив ствол автомата наружу, прицелился. Сквозь прорезь прицела выбрал себе цель покрупнее. Это был афганец примерно одного с ним возраста. Несмотря на то, что он преодолел уже довольно значительное расстояние вверх по склону, в его движениях не чувствовалась усталость. Вырвавшись вперед, он, как заведенный, делал десять шагов бегом вверх, останавливался, стрелял, кричал «Ал-л-ла» и снова двигался ускоренным шагом.
Алексей уже мог разглядеть чуть вытянутое, загорелое лицо своей жертвы. Широкая цвета хаки чалма сбилась на лоб, и он то и дело ее поправлял. По тому, как он основательно ставил ноги, устойчиво на них держался и как бережно держал в своих огромных ручищах винтовку, словно лопату или кетмень, Алексей понял, что перед ним простой афганский пахарь и сеятель, тот, кто должен был кормить свой народ, а не размахивать винтовкой.
Хоть и шевельнулась у Алексея в душе мимолетная жалость к этому врагу, но он тут же загнал ее куда-то далеко-далеко, в самый потаенный уголок сознания.
«Слюнтяй, да он, дай ему возможность добежать до окопа, такое с тобой сделает, что родная мать не узнает», – подумал он, внутренне заводясь.
До бегущего впереди цепи афганца оставалось не более двухсот метров, когда Алексей, прицелившись ему чуть ниже пояса, не дожидаясь команды лейтенанта, нажал на спусковой крючок.
– Та-та, – коротко и сухо отозвался автомат. Вырвавшийся вперед боевик остановился, словно наткнувшись на непреодолимую стену, посмотрел вверх, сделал шаг назад, и упал, завалившись на правый бок.
В этот же момент прозвучала команда взводного:
– Огонь!
Замертво упали еще несколько атакующих. Остальные залегли и начали методически обстреливать позиции десантников.
Эта, хоть и небольшая, победа взбодрила ребят. Даже переводчики уже не втягивали в плечи голову при каждом выстреле, а стреляли, тщательно прицеливаясь. Толку, конечно, от их стрельбы было мало, но, несмотря на это, плотность огня хоть и не значительно, но увеличивалась.
Алексей хотел было подойти и еще раз растолковать непонятливым воякам, что патроны надо беречь, но душманы, подгоняемые своим командиром, поднялись и снова ринулись на приступ. Короткими очередями он сбил с ног одного, затем другого афганца. Потеряв еще человек шесть, нападающие залегли и с еще большим остервенением начали обстрел.
Правда, их стрельба десантников мало тревожила. Беспокоило одно, что боевики где ползком, а где и перебежками уже подползли к позициям метров на сто и могли воспользоваться даже самым небольшим замешательством, невнимательностью с их стороны, чтобы последним ударом опрокинуть всю их оборону и перерезать, как цыплят. Эта тактика была известна многим. Душманы находили любую возможность, чтобы, подобравшись как можно ближе к обороняющимся, закидать их гранатами.
Алексею казалось, что моджахедам помогает родная земля, сама природа, так что он был начеку, наблюдая и за себя, и за переводчиков, которые продолжали безрезультатно обстреливать атакующих.
– Шу-шух-шух, – прошелестели над головой пули. Алексея удивил незнакомый, доселе неслыханный свист свинца.
В тоненьком, почти непрерывном нытье пуль: «пью-пить-пить-пью», исходящем от винтовочных и автоматных пуль, пролетающих мимо, новые звуки вызвали у Алексея суеверный страх.
«Неужели у «духов» есть ДШК?»[1] – удрученно подумал он. – Как же я сразу не догадался!» Алексей взглянул назад, туда, откуда велся огонь, и ахнул. Несколько окопов, в которых прикрывали тыл саперы, были разрушены.
Одна из мин, по всей видимости, попала прямо в окоп, стенки которого обвалились. Из-под земли виднелась только рука, безжизненно сжимающая уже не нужный автомат с перебитым осколком прикладом.