Первым после командиров закончил оборудование окопа Худенко. Это был довольно крепкий парень среднего роста, с крупной головой, покрытой пшеничного цвета волосами. Во взводе его уважали не столько за силу, сколько за умение рисовать. Но ни его сила, ни талант не спасали Степана от постоянных придирок старослужащих. Даже, наоборот, разжигали у некоторых из них лютую ненависть. Что поделаешь, так уж устроен обычный, ординарный человек – не любит он превосходства ни в силе, ни в уме. И если кто-то выделяется своей индивидуальностью, не похож на остальных, то ему надо обязательно дать подзатыльник, чтобы не вылезал из общего одноликого строя.

На прибывшее в роту пополнение Алексей даже не обратил внимания. Многие кинулись к молодым солдатам, чтобы узнать, есть ли среди них земляки, а главное, чего хорошего они привезли из Союза. Алексей в такие игры не играл, а о земляках и не думал. Какие могут быть земляки у человека без роду, без племени.

А для молодых началась трудная, полная горьких неожиданностей жизнь. Алексей через это в свое время прошел и теперь созерцал проделки своих годков с каким-то философским спокойствием, никогда не вмешиваясь в традиционные забавы «посвящения» молодых, едва принявших присягу мальчишек, в солдаты.

Только однажды нарушил он свой нейтралитет.

Было уже часа два ночи, когда ему сильно захотелось во двор. Захотелось так, что сил не было терпеть…

Надев на босу ногу сапоги, Алексей вышел из землянки, отошел в сторонку и столкнулся с группой ребят, которые своеобразно забавлялись: на небольшой площадке, за казармой, вдали от начальства они занимались физическим совершенствованием «молодых».

Кто-то из недавно прибывших солдат не выполнил установленную старослужащими норму, и тогда к нему подошел Узбек. Эта была кличка ефрейтора Юлдашева. Он, не говоря ни слова, схватил молодого солдата за волосы и, пригнув голову вниз, стукнул лицом в землю.

Солдат вскрикнул от боли и зажал разбитый нос руками, затравленно озирался по сторонам, словно надеясь на чудо, которое смогло бы его избавить от мучений.

– Не трогай его, – кинулся Алексей между Юлдашевым и молодым солдатом.

Кто-то кинулся защищать Мирзу, кто-то вступился за молодого. В общем, в результате свалки Алексея хорошенько отделали, правда, все обошлось небольшими ссадинами.

На другой день молодой солдат, за которого заступился Алексей, подошел к нему.

– Спасибо за помощь, – с трудом шевеля распухшими губами, промолвил он.

– Как звать-то тебя, «крестничек», – сочувственно оглядывая солдата спросил Алексей.

– Худенко. Степа.

– Ну, Степа, теперь можешь с гордостью носить звание бывалого бойца. Как говорится, за одного битого двух небитых дают, да только никто не берет!

После того ночного происшествия Худенко никто не трогал. Алексея бойцы если и не боялись, то уважали за его смелость и боевую смекалку…

Закончив свой окоп, Степан пошел помогать Сороке. Тот, увидев подкрепление, бросил работу совсем. Чтобы Худенко не скучно было рыть, Пашка забавлял «молодого» свежевыдуманными байками.

Когда позиции были оборудованы, взводный тщательно проверил окопы и маскировку. Увиденным остался доволен.

Не за горой была ночь, и лейтенант приказал саперам поставить по периметру сигнальные мины.

После продолжительного полета и тяжелой физической работы на свежем воздухе очень хотелось есть. Алексей вытряхнул из РД все свои продукты, рассчитанные на три дня. Сначала решил довольствоваться банкой каши и хлебом, но, подумав о том, что на следующий день они дойдут до основных сил, а там и кухни, и все остальные радости для желудка, махнул в сердцах рукой. Вскрыл большую банку тушенки, кашу и, не подогревая, съел. Потом выдул целую банку сгущенки, запил водой из фляги и вальяжно развалился рядом с окопом.