– Молодец, Васька, просто молодец! Одевайся. Озябла небось, – и помог он натянуть костюм, застегнул на молнию куртку.

– Наша тёлка, – выдохнула восторженно Анфиса Семёновна. – Ну, Васька, не ожидала от тебя такого. Герой!

Кто-то сказал, что Васька еще школьница. Ей не положен приз.

– Ну и что что школьница, а семья колхозная, – ринулась в перепалку Анфиса Семёновна.

Вмешался председатель Григорий Фомич:

– Победитель есть победитель! – авторитетно сказал он, и Галина Аркадьевна Бушмелева через мегафон прокричала:

– Первый приз получает Василиса Чудинова.

Тёлочку, которую назвали тоже Вешкой, увезли к бабушке Луше в Зачернушку. Бабушка всплёскивала руками: чудо чудное. Девка на столб слазала и тёлку получила. Ну дела! Ой, Василисушка, мака. «Макой» она называла внучек, когда хотела их похвалить. А Василиса была самая дорогая мака, близкая ей.

– Ты уж мне, Василисушка, помогай! Хлебца-то двум животным, коровке и телушке, надо буханки две, а то и три в неделю. Доить идёшь – бери краюху, другой раз – тоже эстоль.

И Васька гоняла летом и осенью на велосипеде, зимой на лыжах к бабке Луше с хлебом каждые три дня. А как иначе? Двух коровушек держать – не шуточки.

У Ивана Чудинова было две гармони. Одна парадная, нарядная, инкрустированная, тульской работы находилась в Коромысловщине. Её знали и слышали почти все жители села. Он ведь и в ДэКа выступал со сцены, и топотуху наяривал на улице в праздничные дни. Любовались коромысловцы Ивановой хромкой. Как и положено, уважаемый инструмент хранил Чудинов в футляре.

Вторая гармонь, потёртая, с невзрачными выцветшими мехами жила в Зачернушке. На ней и училась играть Васька. Тоже вроде неплохая гармонь, голосистая, но что-то стала похрипывать и посипывать. Видно, простыла после того, как по оплошности оставили её на зиму в клети. Так и лежала теперь завёрнутая в старый полушалок на шкафу в бабушкиной избе, и никто к ней не прикасался.

И вдруг полный обвал с гармонями. Лишился Иван их обеих.

Выходила замуж за Эдика Куклина старшая дочка Чудиновых Татьяна. Что-то вроде свадебки отгуляли в Коромысловщине, а потом по-настоящему решили гульнуть в Кирове. Народу молодого в кафе назвали полным-полно. Невеста счастливая красавица с русой косой и жених хорош, питья полно, пожеланий и воплей «горько» на весь вечер. Всё как положено.

Анфиса Семёновна хотела всплакнуть: горько-де отдавать родимую кровиночку на чужу сторону, да нахальная бойкая тамадиха, нанятая специально, пресекла всю её печаль:

– Я вызвала сантехника, чтоб из глаз не капало у вас.

Вот и погорюй тут по-человечески.

Вовсе нынче иной ритуал, хоть вроде суетятся дружки, невесту крадут и прячут, чтобы вытребовать выкуп. Но всё это только ошмётья от прежних старинных обычаев.

Наёмная тамадиха бегала с бумагами в горсти вокруг стола, командовала, когда пить, когда петь, когда смеяться, сыпала присловьями вроде: женитьба – это досрочный рай. Ивану ходу не давала. Он сидел со сватом – отставным полковником, у которого весь китель в наградах, и по-умному рассуждал о политике да о том, что опять затеяли правители гонение на вино. Но народ всё равно выход отыщет. А так стыд и позор – давятся люди у магазинов, по головам друг у дружки лезут. Сколь сил и времени теряют.

Где-то под конец застолья удалось Ивану повеселить игрой пожилую публику. Молодёжь-то привыкла под громовое буханье аппаратуры радость свою выплёскивать, кривляться да топтаться на месте. А Иван такую топотуху завёл, что пожилые гости от души побили каблуками кафешный пол. Молодёжь, расчухав, что тут настоящее веселье, переметнулась к Ивану. Конечно, Жанка и Светка дали жару: знай наших, коромысловских.